Морской волчонок. Майн Рид
которым было начато при таких необычайных обстоятельствах. Гарри Блю пользовался репутацией доброго и смелого малого; на мою детскую привязанность он отвечал тем же – ему, видно, моя дружба тоже была приятна. Все свои свободные минуты Гарри посвящал мне, стараясь как можно скорее сделать из меня отличного пловца и гребца. Я оказался способным учеником и в очень короткий срок научился грести, работая сразу обеими руками, причем с таким искусством, какого даже трудно было ожидать от ребенка моих лет. Как я гордился, когда получал позволение отшвартовать лодку от пристани, где она постоянно была привязана, и привести ее порой на другой конец бухты, чтобы взять там ожидавшего меня Гарри. При этом, проезжая вдоль берега или мимо корабля, стоявшего на якоре, я иногда слышал не особенно лестные замечания в свой адрес, сопровождавшиеся взрывами хохота и насмешками:
«Посмотрите-ка на этого мальца! И как это он умудряется держать весла в руках?»
Но эти шутки меня нисколько не оскорбляли; напротив, я всегда очень гордился, что, несмотря на свой возраст, я умел управлять лодкой так же хорошо, если не лучше, чем многие мальчики даже вдвое старше меня.
Все это привело к тому, что постепенно меня совсем перестали задирать насмешками. А деревенские жители так даже на все лады хвалили меня за мое искусство и частенько шутя называли «маленьким перевозчиком» или «молодым матросиком», но чаще всего – «морским волчонком». Отец, заметив мою непреодолимую страсть к морю, решил сделать меня моряком, и если бы он не умер так скоро, то я, наверное, отправился бы с ним в следующее же путешествие. Мать, со своей стороны, не только ничего не имела против того, чтобы я стал моряком, но даже как будто старалась развить во мне любовь ко всему морскому и с этой целью всегда одевала меня матросом: голубые панталоны и куртка, черный шелковый галстук и большой отложной воротник. Мне очень нравилось разыгрывать из себя матроса, и, по всей вероятности, этот мой костюм и послужил поводом для насмешливого прозвища «морской волчонок». Но я, как уже говорил вам, не только не обижался, а, напротив, гордился этим прозвищем, тем более что в первый раз так назвал меня Гарри Блю.
В это время дела Гарри шли отлично. У него было два судна. Большее из них, так называемый ботик, использовалось, когда человека три или четыре из приезжих изъявляли желание совершить прогулку по морю под парусами, а меньшее, гичка[5], обычно служило для перевозки пассажиров. Во время купального сезона, когда к нам наезжало немало охотников до всякого рода экскурсий, ботик то и дело оказывался занятым, тогда как гичка все это время праздно стояла у пристани. Гарри Блю, желая доставить удовольствие своему маленькому другу, позволял мне в такие часы пользоваться гичкой для катания по бухте и даже, если мне была охота, прихватывать с собой кого-нибудь из товарищей.
После школы я обычно шел к тому месту, где стояла привязанной гичка, отшвартовывал ее и катался по всей бухте от одного края до другого; но я редко бывал один, потому что большинство моих школьных товарищей, как и я, бредили
Бо́тик, ги́чка – легкие гребные или парусные суда.