Вечность продается со скидкой. Антон Леонтьев
последний раз Лидия обернулась и посмотрела на мир глазами свободного человека. Хотя нет, она никогда не была свободной. Она уже давно находилась в тюрьме.
Нерьяновск оживал. Несколько прохожих спешили на работу мимо здания УГБ. Мама с двумя детьми шла в детский сад. Пожилая женщина с двумя тяжелыми сумками плелась, тяжело вздыхая. Никто из них не поднимал глаз. Никто не видел, что всего в нескольких метрах от них молодая женщина навсегда исчезает в чреве страшного здания. Никто не хотел этого видеть. Между людьми, по-прежнему ведущими размеренную жизнь, и Лидой, выбитой из этой жизни ночным стуком в дверь, разверзлась глубокая пропасть.
Яркое солнце поднялось над городком. Небо прояснилось, день обещал стать погожим. Лида вдохнула свежий воздух полной грудью. Неужели она никогда больше не увидит солнца? Неужели дочка, ее единственная дочка, останется сиротой?
Все это длилось какую-то долю секунды. Иллюзия свободы исчезла в тот момент, когда тяжелый кулак лейтенанта угодил Лидии под лопатку:
– Чего уставилась, падла? Топай живо, а не то получишь!
Она покорно сделала первый шаг. Первый шаг в ад. Вопреки ожиданиям, внутри здание УГБ ничем не отличалось от других советских казенных учреждений. Темно-зеленые стены, портреты вождей, обитые дерматином двери, скамейки, на которых сидели посетители, симпатичные секретарши и даже фикусы в горшках.
Лидию провели в крыло, отгороженное от остального мира железными решетками. Посетители, мимо которых она шла, не поднимали головы или смотрели сквозь нее, как будто она была призраком. Только одна женщина, ровесница Лидии, послала ей ободряющую улыбку.
На тюремной половине полная тетка в кителе задала ей вопросы: фамилия, имя, отчество, место рождения, адрес. Потом Лидию провели в небольшую комнатушку, где стоял единственный железный стул. Тетка, гремя связкой ключей, приказала:
– Раздевайтесь.
– Что? – не поняла Лидия.
– Глухая, что ли, раздевайся, – перешла на «ты» тетка.
Лидия негнущимися пальцами расстегнула пуговицу у горла. Стащила платье, оставшись в одном нижнем белье. В комнате витал весенний холод и сырость.
– Снимай все, – приказала тетка. – Непонятно, что ли?
Лидия не могла пересилить себя. Раздраженная незнакомая женщина требовала полностью обнажиться перед ней. Переминаясь с ноги на ногу, Лидия расстегнула бюстгальтер и осторожно положила его на стул.
– Трусы, тетеря, тоже снимай. И живее, живее, – распорядилась тетка.
Мамыкина зажмурила глаза. Ей отчаянно захотелось плакать. Почему процедура такая унизительная?! Она что, специально рассчитана на то, чтобы человек почувствовал свое ничтожество? Глядя в угол комнаты, Лидия выполнила приказание тетки.
– Открыть рот, – скомандовала тюремщица. – Шире, еще шире. Так, теперь уперлась руками в пол. Давай, давай, шевелись. Хорошо. Растопырься. Дура, что ли, не понимаешь, что я сказала? Быстрее. Ну! Можешь одеваться.
Красная от стыда и унижения, Лида трясущимися