Вендетта. День первый. Антон Леонтьев
на меня с ножом напасть, так что я защищался и имел право тебя кокнуть. Забудь, что видела. И вообще, ты ничего же и не видела!
– Кто ей поверит? – поддакнула Лидия Мироновна. – Обычная домушница пытается выгородить себя, сочиняет небылицы. Никто в милиции и прокуратуре ее и слушать не будет!
Перед прибывшей милицией Лидия Мироновна и санитар Полянский разыграли отличный спектакль – в один голос заявили, что Анатолий Геннадьевич помог донести Хрипуновой до квартиры сумки, и тут-то они застали с поличным воровку, которая обшаривала шкаф.
Настя пыталась оправдаться, однако ее никто не слушал, а один из милиционеров только цыкнул на нее:
– Заткнись-ка! Значит, это ты на нашем участке уже полгода обчищаешь квартиры? Вот ведь шалава! У нас из-за тебя головная боль!
– Да, конечно, она! – услышала Настя приглушенные голоса на лестничной клетке. – Вне всяких сомнений! Она мне сразу не понравилась, взгляд у нее был какой-то бегающий...
Но хуже всего было выступление Марьи Прокофьевны. Старушка давала показания сразу двум милиционерам, а заметив Настю, ткнула в нее пальцем и заголосила:
– Точно, точно, вот она преступница! Заявила мне, что от военкомата подарки разносит, а я, старая дура, уши развесила. Она даже овсяных печенюшек принесла, а сама ключ хрипуновский у меня сперла. Наверняка когда якобы в туалет ходила. Я-то еще удивилась, почему вода все не льется, бачок-то ведь обычно ревет, как реактивный самолет. А она ключ в то время тырила!
Настю запихнули в милицейский «уазик» с зарешеченными окнами и доставили к большому желтому зданию, в котором располагался следственный изолятор. Девушка попыталась поставить сопровождавших ее милиционеров в известность о том, что хочет немедленно побеседовать с прокурором, на что те ответили:
– Вот вызовут тебя на допрос, там и расскажешь, как квартиры обчищала.
Насте пришлось пройти через процедуру снятия отпечатков пальцев и сдать все свои личные вещи, после чего ее по гулким коридорам отконвоировали в одну из камер. Заскрежетала дверь, Настя оказалась в большом помещении. Такое она видела только в кино про милицию, а теперь самой пришлось оказаться в столь малоприятном месте.
В нос ей сразу же ударил острый запах давно не мытых человеческих тел и экскрементов. Настя замерла на пороге. Конвоир подтолкнул ее, захлопнул дверь и, распахнув зарешеченное оконце, предупредил:
– Будете шуметь, бабы, плохо придется!
Девушка, ежась, осмотрелась. В камере находились семь или восемь женщин. Они бросили взгляд на новенькую, послышался чей-то сальный голос:
– Вот и пташка с воли прилетела! Да не абы какая, а настоящая жар-птица!
– Добрый день, – сказала вежливо Настя.
В ответ послышался гогот:
– Добрый? Для кого, для тебя, что ли? Скорее для нас!
Настя смутилась. Как надо вести себя в тюрьме, она не знала. Впрочем, ведь это всего лишь следственный изолятор, и здесь должны царить другие нравы. Она была уверена, что, самое