Интервью с магом. Антон Леонтьев
одному не в меру ретивому папарацци, когда тот, пробравшись в аэропорт, попытался сфотографировать, как художник с супругой и малышками поднимался по трапу частного лайнера.
В разряд небожителей Аскольдов окончательно перешел, когда презентовал нашему тогдашнему президенту на его пятидесятилетие портрет, которым глава государства оказался до крайности доволен. С тех пор Аскольдова частенько, в особенности после обострения болезни, навещали и президент, и премьер, а столичные чинуши сразу же выстроились в очередь к художнику, что позволило ему без зазрения совести увеличить свои гонорары вдвое.
Я задремала на удобном кожаном сиденье вишневого цвета и пришла в себя от того, что шофер почтительно произнес:
– Мы на месте!
Зевая и потягиваясь, я разглядела в темноте искусно подсвеченный особняк, вернее – настоящий дворец в затейливом мавританско-андалусийском стиле. Делать было нечего, и я покинула «Роллс-Ройс».
Меня встретил лысый крепыш, оказавшийся личным секретарем Аскольдова, и мы вошли в особняк. Обстановка, к моему большому удивлению, была выдержана в минималистском стиле – никакой тебе позолоты, розового или зеленого мрамора да лепнины. Заметив мой удивленный взгляд, секретарь пояснил:
– Мэтр не любит помпы. А особняк он купил у супруги одного опального олигарха, причем по дешевке...
Интересно, что значит в подобных кругах «по дешевке»? За десять миллионов баксов, наверное! Ну да, надо же как-то женам сильных мира сего, попавших за решетку, с воды на хлеб перебиваться!
Мы прошествовали по комнатам, которые, как мне казалось, выглядели нежилыми, поднялись на последний этаж и попали в мастерскую художника. Ателье занимало весь этаж, а вместо крыши были установлены особые стекла, сквозь которые открывался потрясающий вид на небо, озаренное пурпуром и перламутром, в Москву катил рассвет.
Зачарованная игрой ярких красок в обрамлении синих и черных туч, я замерла, понимая, от чего Аскольдов черпает здесь вдохновение. Впрочем, если за портрет платят четверть миллиона фунтов, то вдохновения не требуется, оно заменяется достаточным количеством нулей!
Художник, в черной рубашке и черных джинсах (его фирменным цветом был именно черный), встретил меня оценивающим, напряженным взглядом. Он восседал в ультрасовременном инвалидном кресле, которое по количеству кнопок и компьютерных дисплеев больше походило на центр по контролю за бесперебойной работой атомного реактора. В глаза мне бросилось огромное количество холстов, накрытых белыми полотнищами. В студии царил беспорядок, видимо, типичный для любого гения.
Отпустив кивком секретаря, Аскольдов приблизился ко мне и сказал тихим голосом:
– Рад, что вы смогли навестить меня в столь неурочный час. Руки подать вам не могу, так как мои верхние, впрочем, как и нижние, конечности функционируют крайне ограниченно. Повезло, что я еще могу говорить, хотя уже имеются признаки того, что скоро лишусь и голоса.
Еще