Берсеркер. Фред Томас Саберхаген
несколько секунд хранил молчание, созерцая переборку. Затем обернулся лицом к двум другим и сказал:
– Все живое думает, что оно существует, но его нет. Есть только частицы, энергия и пространство, и еще законы машин.
– Доброжил, послушай меня, – не сдавалась Мария. – Один мудрец некогда сказал: «Я мыслю – следовательно, существую».
– Мудрец? – переспросил тот своим ломким голосом. Потом уселся на палубу, охватив колени руками, и принялся раскачиваться вперед-назад. Быть может, в раздумье.
Хемфилл увлек Марию в сторонку.
– Знаете, у нас появился проблеск надежды. Тут масса воздуха, есть вода и пища. За этой железякой наверняка следуют боевые корабли, иначе и быть не может. Если мы отыщем способ вывести берсеркера из строя, то сможем переждать, и через месяц-другой нас отсюда снимут, а то и раньше.
Мгновение она лишь молча разглядывала его.
– Хемфилл… что эти машины сделали вам?
– Моя жена… мои дети… – Собственный тон показался ему безразличным. – Были на Паскало. Три года назад. Был этот берсеркер или ему подобный.
Мария взяла его за руку, как недавно Доброжила. Оба посмотрели вниз, на свои сплетенные пальцы, потом подняли глаза, мельком улыбнувшись над синхронностью своих действий.
– Где бомба? – вдруг подумал вслух Хемфилл, стремительно оборачиваясь.
Та преспокойно лежала в темном углу. Снова завладев ею, Хемфилл широкими шагами устремился к продолжавшему раскачиваться Доброжилу.
– Ну, ты за нас? За нас или за тех, кто построил корабль?
Встав, Доброжил посмотрел на Хемфилла в упор:
– Построить корабль их вдохновили законы физики, управлявшие их мозгами. Теперь корабль хранит их образы. Он хранит моих отца и мать, он сохранит и меня.
– Какие еще образы? Где они?
– Образы в театре.
Пожалуй, это лучший способ склонить его к сотрудничеству, завоевать доверие, а заодно узнать кое-что о нем самом и о корабле, решил Хемфилл. Потом – прямиком к стратегическому ядру. Он придал голосу дружелюбные интонации:
– А не проводишь ли ты нас в театр, Доброжил?
Они оказались в самом большом из попадавшихся до сих пор помещений заполненной воздухом зоны – с сотнями сидений, вполне подходящих по форме и уроженцам Земли, хотя наверняка были изготовлены для каких-то иных существ. Тщательно меблированный театр был хорошо освещен. Едва за пришедшими закрылась дверь, как на сцене проявились сидящие рядами изображения разумных существ.
Сцена обратилась в окно, открытое в огромный зал. Перед аудиторией за кафедрой стояло одно из существ – изящное, тонкокостное, сложением напоминающее человека, за одним только исключением: единственный глаз с ярким зрачком, бегающим туда-сюда, будто ртуть, растянулся на все лицо.
Речь представляла собой шквал тонких пощелкиваний и улюлюканий. Большинство сидящих было облачено в какую-то форму. Как только оратор смолк, аудитория в унисон завыла.
– Что он говорит? – шепотом поинтересовалась Мария.
– Корабль