Серебряный пояс. Владимир Топилин
с ним, подтвердил Григорий и, нахмурив брови, наказал сыну: – Бей по костям, чтобы навылет не прошла. Потом спрошу! Не будет золота – вдвойне отработаешь. Ночью!
Иван согласно кивнул головой: понял! А сам подумал: «Куда лучше стрелять? Ладно, потом у дядьки Михаила по дороге спрошу».
Тут же принесли фузею: старое, длинное, курковое, с граненым стволом, ружье. Возможно, с ним сам Кутузов гонял французов в 1812 году под Москвой. Но для своего ветхого, преклонно-досточтимого возраста фузея выглядела очень даже неплохо. Потому что находилось в хороших руках. Григорий высыпал из мешочка на ладонь горсть черного пороха, прикинул взглядом, посмотрел на мужиков:
– Хватит ли?
– Зело борзо! – подхватил Тишка Косолапов. – Добавь еще жменьку, чтоб с пулей зараз душа вылетела!
– У тебя все так. Сам мал, как заяц, а баба Лушка – конь на телеге не увезет! – урезонил его Григорий.
Старатели засмеялись. Тишка вспыхнул:
– Завидуешь? Зато все мое!
Засыпали в ствол порох. Сверху шомполом затрамбовали пучок еловой бороды. На нее забили пулю. На пенек шептала намазали липкой, пихтовой смолы, налепили капсюль. Григорий потянул ремень ружья – крепкий, не порвется, передал фузею сыну:
– Смотри у меня, не подведи!
Анна Семеновна, узнав, что сына собирают на медвежью охоту, тут же побелела:
– Как так? Да он только два раза медмедя видел…
– Но! Ты мне еще! – загремел грозным голосом Григорий. – Мужику двадцать пять годов, картошка в штанах переросла! А ты ему – указ! Соску в дорогу дай!
Матушка замолчала, уткнулась глазами в платок, негромко зашептала сыну на ухо:
– Ты уж, Ваня, за кедрами хоронись!
– Маманя! Что вы? Люди смотрят! – сконфуженно ответил Иван.
– Собак своих закройте, чтобы под ногами не путались, – нервно попросил Михаил, седлая своего Карьку.
Когда все было готово к дороге, медвежатник отозвал Ивана в сторону, протянул телогрейку Натальи:
– Надень!
– Зачем это? – удивился парень.
– А когда вдруг бежать надумаешь, посмотри, во что одет: как на тебя потом твоя девка смотреть будет.
Михаил отпустил собак. Зверовые кобели – отец и сын – метнулись по поляне, одним махом перепрыгнув речку, растворились в тайге. Охотники сели на коней, закинули за спины ружья, тронули уздечки:
– С Богом!
Впереди, спокойно направляя в хребет Карьку, поехал Михаил Самойлов. За ним, повторяя след, на Гнедко – Иван. Сзади, у приземистых домов, провожая, собрались все жители старательского поселка. Осеняя крестом дорогу, молились женщины. Впереди, перед мужиками, гордо скрестив на груди руки, стоял отец, Григорий Феоктистович. Где-то в сторонке, в окружении подруг, будто поправляя на голове платок, махала рукой встревоженная Наташа.
Михаил косо посмотрел за спину, сурово сплюнул через левое плечо: «Однако не к добру выстроились. Провожают как на смерть… Как бы чего не случилось».
Душегрейка
На