Дорогой широкой. Святослав Логинов
слабость, которая в иных странах считается пороком или болезнью. Собой попутчик был невысок, хотя и плотен – этакий боровичок с червоточинкой. Старенький костюмчик, купленный в далёкие лучшие годы, был старательно почищен, возможно, специально перед выходом на трассу. Буквально всё во внешности встречного заявляло, что человек он лишний, а на автотрассе и вовсе посторонний, так что никто его не подберёт, не подвезёт и даже взглядом не удостоит.
Впрочем, несмотря на цвет лица, попутчик оказался трезв. Трезв до прозрачности, стерильно трезв… Такими трезвыми никогда не бывают люди непьющие, только алкоголик, испытавший все прелести запоев и белой горячки, может протрезветь настолько полно. Чудилось, человек сейчас засветится изнутри и скажет что-нибудь возвышенное.
– Спасибо, – сказал человек. – Я уже два часа стою, а они всё едут. Куда, зачем – непонятно…
– По делам едут, – со знанием дела произнёс Юра.
– Это верно… – Попутчик помолчал, а потом произнёс нерешительно: – Простите, можно мне с вами посоветоваться? Совет мне нужен.
– Валяй, советуйся, – опрометчиво разрешил Юра. Слишком уж хорошо было на душе, весело при мысли, как облапошил младшего лейтенанта и ускользнул от него ненаказанным.
– Дело в том, что я Богородица, – признался попутчик, потерев небритую щёку. – И вот я хотел спросить, мне Христа родить сейчас или обождать ещё немного?
Юра искоса поглядел на собеседника. Тот был совершенно серьёзен, судя по всему, вопрос о рождестве Христовом волновал его весьма сильно.
«Валяй, прямо здесь рожай, в кабине!» – хотел сказать Юра, но что-то удержало его от бесшабашной фразы. Незачем ставить человека в дурацкое положение, даже если он сам туда влез. Человек волен выставлять себя на посмешище, но не всегда следует над ним смеяться. Впрочем, можно и поязвить слегка, понасмехаться не зло, но едко, чтобы в следующий раз у встречного не возникало охоты развлекаться подобным образом.
– Я бы погодил, – раздумчиво сказал Юра. – А то родишь ты младенца, его надо будет титькой кормить, а у тебя её и нет! Пропадёт младенец-то, и вместо второго пришествия опять получится сплошное безобразие.
– Я об этом как-то не подумал, – признался несостоявшийся богородец, – а ведь это – довод. У меня, вообще-то, другие мысли были, но это тоже довод, да… Я действительно пока обожду.
Сказано это было так серьёзно, что Юру обожгло стыдом. Смеяться можно над глупцом, но нельзя над больным и калекою – неважно, телом он повреждён или разумом. Русские люди это всегда понимали, а если родовитые баре и держали при себе дурачков и шутов, так на то они и есть родовитые баре – люди только по имени русские, а на деле без роду и племени: оваряженные, ополяченные, офранцуженные.
А удивительный попутчик продолжал говорить негромко, но так убеждённо, что всякий вслушавшийся невольно заражался его верой.
– Я ведь не просто взял да назвался богородицей… я действительно всё могу. Не только Христа