Слово в классе. Пособие для современного учителя литературы. Ольга Апреликова

      2. «Недоросль» Фонвизина и «Горе от ума» Грибоедова

      «…Люди и скоты, составляющие род животных, имеют между собою ту разницу, что скот никогда человеком сделаться не может, но человек иногда добровольно становится скотом.»

      Обе комедии являются шедеврами русской драматургии, остающимися злободневными и в наши времена – поскольку их общественная, социальная значимость неисчерпаема. К тому же идейно-тематическая направленность и композиционные решения «Горя от ума» во многом были предвосхищены «Недорослем». Еще Гоголь сопоставлял обе эти комедии и говорил, что обе эти пьесы по праву «можно назвать истинно общественными комедиями». А поскольку, по справедливому замечанию В. Г. Белинского, «…литература есть выражение сознания народа», то проблема здравого смысла как одного из параметров сознания нации и отражение этой проблемы в классических произведениях является достаточно значимой, чтобы подробно рассмотреть, каким же образом здравый смысл программирует поведение персонажей этих комедий.

      В обыденном смысле «здравый смысл» не является негативной составляющей нашего мышления. Наоборот, он представляется набором неких, проверенных многими поколениями житейских правил, благодаря которым мы не совершаем множества повседневных глупостей и имеем возможность не думать самостоятельно. Возможно, правила «здравого смысла» с какой-то стороны граничат с требованиями этикета, поскольку и то и другое в значительной мере облегчает нам общение с самыми разными – приятными или отвратительными – людьми. Благодаря тому и другому мы избегаем неприятностей, удовлетворяя собственный эгоизм – подальше от хлопот. И если мы продолжим полагаться на тот же самый здравый смысл в ситуациях, которые требуют более-менее серьезного нравственного выбора, – ведь так заманчиво снять с себя ответственность за выбор, переложить ее на плечи большинства, – и поступать не так, как подсказывает совесть, а так, как удобно, то очень скоро деинсталлированная из сознания, неиспользуемая совесть отомрет, а «здравый смысл» превратится сперва в житейскую хитрость, как у Молчалина, а далее в подлость, как у господ, объявивших Чацкого сумасшедшим, и затем в то самое скотство, которое демонстрирует госпожа Простакова, в эгоизм животный, пищеварительный, особенно омерзительный потому, что голос совести в среде развращенного крепостничеством и алкоголизмом провинциального русского барства, оправдывавшегося непонятым, извращенно истолковываемым православием, глушился в сознании ребенка еще в «нежном возрасте». Здравый смысл, как оправдание любого эгоистичного поступка, любой подлости,