По краю. Алена Афонина
его, сыночка ненаглядного. Ирка терпела-терпела, а потом, зевая, сообщила, что Сереженьку она убила, расчленила, изнасиловала и по кусочкам спустила в канализацию.
Ему об этом эпизоде рассказали обе: Ирка хохоча, а мамаша плюясь ядом. По Иркиной версии выходило, что мама побежала заглядывать в унитаз с воплями «Милиция!» и почему-то «Ограбили!». А по маминой – что она надрала уши этой юной хамке. Судя по Иркиным вполне нетронутым ушам, последняя версия не выдерживала критики.
Жалко, что вышло так по-идиотски. Клевая девчонка Ирка, да ведь мамашка такой ненавистью к ней воспылала, что страшно вспомнить. От греха подальше, Дон сам предложил разбежаться. И она, похоже, не особо огорчась, согласилась…
Кстати, о девках. Эта новенькая, Ольгина подружка, Катя – ничего вроде. Глаза огромные, губы бантиком… Чем-то на Микки Мауса смахивает. Глядит доверчиво, краснеет ушами. Втюрилась что ли? Тихонькая, черт ее разберет. Интересно, сама ему об этом расскажет, или так и будет глазенки в сторону отводить, его взгляд перехватывая?
А Бригу было хорошо. Он любил дорогу. Он шагал по ставшей уже привычной за годы трассе, в ушах были хоботки наушников, сверху чуть накрапывал дождь, под ноги послушно ложились километры. Порой мимо проезжал какой-нибудь дальнобойщик, и тогда Бриг поднимал руку. Кто-то проезжал мимо, иногда его «подбирали», и тогда километры уже не ложились под ноги, а бежали под колеса.
Ему было хорошо так жить – никому ничем не обязан, а вокруг – просто свобода. Можно просто идти, слушать любимый «Крематорий» и думать о чем-то своем.
За годы автостопа он взял за правило одну вещь: никто и никогда не подбирает на дороге путника из чистого альтруизма. Подбирают потому что, одному ехать скучно. Поэтому необходимо иметь подвешенный язык. Говорить можно о чем угодно – о погоде, о рыбалке, ругать правительство, травить анекдоты. Бриг всегда держал в запасе несколько свеженьких. Они здорово выручали – эти свеженькие, если надо было разрядить атмосферу или просто поддержать разговор.
В этот раз обратная дорога из Нерюнгри до Якутска несколько затянулась: вот уже второй день он мотал километры пешком, машин на дороге было раз-два и обчелся, да и те не хотели его подбирать. Рюкзак, наполненный тем, зачем он, собственно, и ездил в Нерюнгри, уже начал оттягивать плечи. Да и мысли в голову полезли дурные. Он всегда, сколько себя помнит, старался не задумываться ни о каких отношениях. Есть они – и хорошо, нету – ну и ладно. И девчонок он бросал как-то так, походя, не задевая сердце даже по краешку. Но Лада – капризная, избалованная Лада – с нею все почему-то было иначе. Уж очень его уязвил ее ответ на его «Слышишь ли ты мое сердце?». Так уязвил, что он даже удивился этому новому для себя чувству – обиды на девушку. Вот еще, глупости! Это же все равно, что на кошку обижаться – погладишь – замурлычет, пнешь – поцарапает.
Сзади по гравию зашуршали шины. Бриг обернулся. Рядом притормозила иномарка и из окошка водителя высунулась девушка:
– Эй,