Идущие за горизонт. Анна Гоголева
почему всегда иду у тебя на поводу! Ты идеалистка. Опомнись! Ведь он же просто юнец зеленый. Не знает, что хочет, что надо, не видит очевидных вещей, а воображает-то! И ты все выдумала. Пойми, того, кого ты ждешь, не существует!
– Нет, нет! Он есть, есть! И я найду его, найду!
Она вскочила, сжимая крик, наружу выскочила. Волны реки холодной у берега в тревоге бились, кружили чайки с невеселым криком. Ветер бил в пылающее лицо.
«Петр как всегда прав. У него такого никогда бы не случилось. Он думает, что благоразумен, а сам! Женился на какой-то стерве, которая разорила его, оставила одни штаны. Разбила ему жизнь. Устроила скандал, приревновав к кому-то, прямо на его работе! В результате его уволили. А женушка оставила его ни с чем, обобрала до нитки. К тому же бедняга должен платить алименты чуть ли не до конца жизни. Вот бедолага, запутался вконец. По уши в долгах. Прежде чем осуждать ее, на свою жизнь бы посмотрел!.. Однако он все же прав. Не надо было слушаться Аяла, рассказывать ему эту легенду, про несчастную любовь одной шаманки и привозить сюда. В места недобрые, где царит лишь горечь, в камне застывшая навеки. Мечты несбывшиеся, напоминание вечное о любви ушедшей, о том, что нет давно… Твердила ведь, что приходить сюда опасно, страшно, но он и слушать не хотел. Сказал, что сам пойдет. Ничего не оставалось, как привезти его сюда. Найти лодку, уговорить Петра, проводников привезти к этому зловещему утесу. Как он смотрел на лицо из камня! Сколько мыслей, чувств мелькнуло во взоре вспыхнувшем! Смотрел, смотрел, ничего вокруг не видя и не слыша. А она призывно улыбалась, звала его, манила. Зачаровала колдунья злая! Все для него померкло, только она, она! Но почему! Она ведь – всего лишь камень, тень, бесплотный призрак. Ее ведь нет, давно уж умерла, не существует. Осталась одна легенда… Однако лицо из камня никто не вырезал, как люди говорят. Так почему осталось здесь навеки? Так ясно проступает, как живая! И это не иллюзия, а явь! Все это видят. Улыбается призывной улыбкой и мужчины голову теряют. Ну, как не видят, что эта зловещая ухмылка – отрава, яд. Не видят! Говорят, что многие ушли и больше не вернулись, канули в безвестность. А те немногие, хоть и вернулись, недолго прожили. О боже! Аял! Нет, нет! Со мной иль без меня, только живи, живи! Айал! Айал! Где ты?!»
Она бежала, рвалась к нему, стонала. Коренья дерев неведомых, как змеи, клубились под ногами. Точно шипели зло, хватали за ноги, кусали. Она, изнемогая, хрипела тяжко, стонала, плакала. Крик отчаянья метался в дебрях, как в ловушке. Звери, птицы в страхе разбегались. Небо потемнело, тучи грозно собирались. А крик все бился – плач, хрип, надрывный стон. «Айал! Айал! Где ты?!»
Она задыхалась в отчаянье, боли, страхе, что затягивали ее как в омут. Все глубже, глубже. Вот дышать уж нечем. Еще мгновение и…
Из последних сил она вскричала: «Спасите! Помогите! Мама! Бабушка!..»
… Легкое дыханье коснулось щек, как теплая, шершавая ладонь. Повеяло знакомым, дорогим. Запахом оладий, парного молока. Бабушка!..
Со вздохом приоткрыла тяжелые глаза. В бело-молочной мгле летали огни мерцающие. Запах высоких, росистых трав, цветов рассветных светлой дымкой вздымался вверх. Земля благоуханная вздыхала,