Сказание о Джэнкире. Софрон Данилов
же сын или невестка приступят к исполнению древнего обычая, своей волей и разумом опрокинула рюмку водки над зажженной газовой плитой… Пожарных, правда, не вызывали – сами справились, а старушечка целую неделю икала, руки у нее, говорят, до сих пор ходуном ходят. Кажется, уже не так. Теперь «ученая» бабулька при неизбежных семейных празднествах – упорная женщина: фанатично блюдет заветы предков! – с виноватым видом опрокидывает рюмочку над батареей отопления, даже и холодной. Ритуал есть ритуал…
Вместо глаз у Чаары – чертики. Веселые, озорные.
– Дедушка, что ты сказал над костром?
– Э, да так, по привычке…
– Дедуля, ну скажи… Может, я тоже…
– Это стародавний обычай… Вы, молоденькие, называете их дремучими пережитками. Так, кажется, а? – с хитроватым прищуром глянул на внучку.
– Слова эти, получается, плохие?
– С чего взяла, что «плохие»?
– Значит, хорошие?
Дархан посидел молча, пристально уставившись в пламя костра.
– Известно, хорошие.
– Почему тогда скрываешь?
– А я разве скрываю?
– Ведь не говоришь же.
– Ну и настырная ты, право… Я, примерно, сказал вот что: «Имеющий постель из горящих угольев, подушку – из мягкой золы, одеялом же – бегучее пламя, Дух, хозяин жаркого костра моего, сивая борода, седая голова, Хатан Тэмерия, священно-почитаемый господин дедушка, и впредь не обдели нас своей милостью и щедростью…»
– Дедушка, а твой Хатан Тэмерия действительно существует?
– Голубушка, ты, наверное, думаешь, что я, мол, трухлявый пень, выжил из ума? А я еще далеко до твоего появления на свет хорошо понял, что ни бога, ни дьявола нету.
– Бога нет – ладно. Дьявола нет – хорошо. А как Тэмерия? Он-то есть?
– Откуда ему взяться…
– А зачем тогда?.. – Осеклась. Что-то помешало ей произнести «молиться».
На этот раз Дархан молчал дольше обычного. Щуря глаза, тоненькой тальниковой веточкой вылавливал из кружки невесть откуда натрусившийся травяной сор. Мягкая улыбка, освещавшая его дочерна загорелое худенькое продолговатое лицо, медленно истаивала, гасла. Реденькие сивые брови сдвинулись к переносью. Выловив последнюю соринку, он молча принялся прихлебывать остывший чай.
Чаара, каясь, уж не разобидела ли деда, – а виноваты во всем чертики, подзуживающие ее на глупые и зловредные вопросики, – сидела понуро и подвернувшимся сучком царапала землю.
– Подобных вопросов другим людям никогда не задавай, – проговорил наконец Дархан, собираясь выплеснуть из кружки опитки, и остановился, заметив, что внучка опустила голову. – Что с тобой, милая? У тебя вид ребенка, пролившего молоко. Я же тебя не ругаю. Правильно делаешь, что у меня все выпытываешь. У кого же спрашивать, голубушка, если не у меня? Ну, ладно, подними головку. Ну-ну…
Чаара подняла на деда виноватые глаза.
– А теперь улыбнись.
Чаара послушно улыбнулась.
– Ну вот и хорошо. По разным пустякам не надо