Сказание о Джэнкире. Софрон Данилов
на работу». И «хотя было воскресенье, – оговаривается группа подписавших гневное письмо жителей, – это обстоятельство не должно смягчать суровости и беспощадности мер воздействия, кои в полном объеме просим применить к К.И. Гаврюшкину».
Вообще, честно признать, иные заметульки попадались лихие. Чувствовалась живая жизнь. Непричесанность, так сказать. Видно: тот, кто готовил «вопли души» на полосу, сам потешался до чертиков. Интересно, кто это был?
Потом улыбка вдруг исчезла, как не было, – зеленая тощища!
Сахая и не поняла сразу, что произошло… Потом поглядела фамилию редактора. Так и есть: исчезла «А.И. Карзанов», появилась «Н.М. Нефедов». Буквально с первого же номера стиль засох, сморщился. Пошла сплошная жвачка. «Внесла ли в это дело свою лепту Алла Андреевна? Несомненно. Вот почему ее не любят в редакции…»
Отодвинув в сторону очередную подшивку, Сахая продолжала сидеть, уставясь в одну точку. Жизнь выходила куда более сложной, заковыристой, с крутящимися воронками и подводными течениями, чем казалась поначалу. Собственно, так и должно быть. Удивляться тут нечему. И если она вдруг это обнаружила, – не от наивности. На сей счет не дала себе обманываться. Просто не хотела замечать и знать. Ну, еще бы! Куда как удобненько-то: улыбочка – в ответ на улыбочку. На все прочее – ноль внимания. Да вот только что оно, «все прочее»-то? Мысль было мелькнула – и нет ее. Мелькнула же. Царапинку оставила. Не могла не оставить.
Что же до улыбочек – и тут не так все просто. Может быть, всего и сложнее. Не то чтобы перед ней явно расшаркивались (ну, как же – «первая леди»! Трудно ли быть в подобных случаях «оригинальным»?), но, чего греха таить, и не совсем чтобы без того. Не совсем… Возлагались надежды и теми, и этими: на чьей стороне прибыль будет. Как ни беспечна, как ни бесхитростна, – почувствовала тягу на разрыв, примагничивание. Разумеется, без очевидного насилия. Выбирать не подумала – жизнь подскажет. И сердце-то для чего?
Пришло неожиданно: «Хватит! Отныне рубрика «Письма трудящихся» будет в газете самой боевой! Самой острой! Самой практически действенной! Самой!.. Самой…» Озарило. Охватило дрожью. Вот она, задача!
Заглянувшая невзначай в комнату Алла Андреевна как бы и опешила, отпрянула: в нее уперся застылый взгляд. Немигающий и невидящий. Точно: ничего не видела Сахая. Мечта рисовалась ее воображению. Какая? Само собой, необыкновенная. «Хватит!»
Проглотив полудоношенную улыбочку, Алла Андреевна уже и оттанцевала на цыпочках вбок.
Когда Сахая очнулась, – никого в дверях не было. Смутное пятно-очертание чьей-то фигуры ей, конечно, показалось. Подумав так, встряхнула головкой, потерла виски и облегченно, точно освободившись от непонятной внутренней тяжести, улыбнулась просто т а к. «С этого дня начинается новая жизнь!» – принялась готовить «письма трудящихся».
– Первая проба пера? – улыбаясь неиспользованной, если помните, улыбочкой, Алла Андреевна приняла из рук Сахаи тоненькую стопочку «собак»[17],
1 «Собака» (жаргон журналистов) – бланк, на котором напечатан текст.