Тайны Нельской башни. Мишель Зевако
правда, что королева… столь красива, как поговаривают?
– Столь красива, что все придворные и даже многие городские буржуа так влюблены, что готовы пойти ради нее на любые безумства. Но в еще большей степени, нежели красотой, королева отличается благоразумием. И потом, кто посмеет заявить, что он влюблен в жену короля?
– Эта крепость меня пугает! – сказала Миртиль, опуская раму.
– В самом деле… вы так побледнели… и в глазах у вас стоят слезы… Полноте, чего вам опасаться, дитя мое? Разве я здесь не для того, чтобы вас оберегать? И потом, вот-вот приедет мэтр Клод Леско…
– Да… – возбужденно прошептала девушка. – И я попрошу его завтра же увезти меня отсюда… Никогда еще Тампль не производил на меня такого впечатления. Но, – добавила она, покачав очаровательной головкой, – скажи, Жийона, как ты думаешь: согласится ли батюшка отдать меня за Буридана?..
– Разумеется! – промолвила старуха. – Можно ли сыскать кавалера более во всех отношения достойного и любезного, храброго и… впрочем, вы и сами сейчас в этом убедитесь, так как вот и мэтр Клод Леско собственной персоной!
– Наконец-то! – воскликнула Миртиль.
И она побежала к двери, дабы броситься на шею отцу, который действительно в этот момент переступил через порог. Клод Леско крепко прижал дочь к груди, запечатлев долгий поцелуй на ее чистом лбу.
– Позволь мне на тебя взглянуть… все так же красива! Или мне следовало сказать – стала еще более красивой?.. Дорогое мое дитя! Вот уж месяц, как я тебя не видел; знала бы ты, как часто я о тебе вспоминал!.. А ты? Вспоминала ли ты обо мне?
– Батюшка! Могла ли я не вспоминать о вас, о том, кому обязана всеми радостями моей жизни?.. О вас, который есть вся моя семья… ведь матушку я никогда и не знала!
Мэтр Леско чуть нахмурился, но, тут же взяв себя в руки, принялся раскладывать на столе привезенные подарки – шелковые шарфики, украшенные драгоценными камнями броши и кольца, – которые Миртиль разглядывала с простодушной радостью.
Расспрашивая Жийону, скидывая с себя ток[4] и плащ богатого торговца, мэтр Клод Леско смотрел на дочь с улыбкой – такие искренние ее эмоции пришлись ему по душе.
То был мужчина лет сорока пяти, с грубыми чертами лица, холодными глазами, озабоченным лицом, жесткой и лаконичной речью, по всей видимости, привыкший командовать.
В минуты гнева эта физиономия, должно быть, была ужасна. Но в данный момент на ней можно было прочесть глубокую нежность, отражавшуюся в его глубоко посаженных черных глазах под кустистыми бровями.
С полчаса прошло во взаимных излияниях чувств, расспросах и ответах; затем, пока Жийона накрывала на стол, мэтр Леско опустился в большое кресло, усадил себе на колени дочь и смерил ее долгим взглядом.
Миртиль дрожала, краснела, трепетала, бледнела… Настал столь ужасный и столь приятный миг признания!
– Батюшка, – начала она, с тайной надеждой отложить это признание до завтра, – вы ведь пробудете дома хоть несколько дней?
– Нет, дитя мое. Более того, я не смогу провести с тобой
Головной убор без полей, популярный в Европе в XIII–XVI веках.