Путь диких гусей. Вячеслав Софронов
каравана под видом гонца от казанских ханов. Он должен был собирать сведения о воинских силах сибирцев, обнаруживать засады, если такие окажутся, и сообщать о том Кучуму.
Коль он пожаловал сюда в открытую, то надо ждать плохих вестей. Мустафа-Сеид, так звали лазутчика, был опытен в тайных делах и знал, что его первого вздернут на осине, обнаружь он себя хоть чем-то. И Кучум верил ему, как никому другому.
– С чем пожаловал, Мустафа-Сеид? Верно, с плохими вестями, коль так спешил?
Лазутчик легко спрыгнул на землю, отер шею лошади ладонью и кинул осторожный взгляд в сторону башлыка с племянником. Кучум понял его и, криво усмехнувшись излишней осторожности того, кивнул головой:
– Говори, это свои люди. Я им доверяю, как и тебе.
– Хан, – тихо заговорил Мустафа-Сеид, облизывая потрескавшиеся губы, – я узнал, где их верховный князь Едигир…
– Где?! – почти одновременно вырвалось у всех.
– Неподалеку отсюда, – продолжил лазутчик столь же неторопливо, словно желал накалить своей неспешностью и без того взвинченных его появлением слушателей, – он на медвежьей охоте. На той стороне реки. – Мустафа-Сеид указал на другую сторону полноводной реки, на берегу которой они находились. – С ним не больше двух десятков воинов. Он не ждет твоего прихода, мой хан.
– Хорошее известие ты принес, – радостно шлепнул себя по ляжкам Алтанай. – Ой, хорошее! Так говоришь, не ждет он нас? А мы вот они, тут как тут, у него под носом.
Кучум, казалось, никак не отреагировал на сообщение, но по тому, как сузились в тонком прищуре глаза и с силой заходили желваки на скулах, было видно скрываемое им волнение.
Он быстро вынул из закрепленной у седла сумы кожаный мешочек, а из него – белый свиток тонкой рисовой бумаги, перетянутой желтой тесемкой. Присел на землю и раскатал свиток на колене.
Остальные склонились к нему, вытягивая шеи. На белой бумаге тянулись синие прожилки рек, зеленые островки леса, красные точки селений. Кучум осторожно коснулся пальцем одной из точек и спросил лазутчика:
– Какое селение впереди?
– Жители зовут его Бабасаны, мой хан.
– Все верно, так у меня и обозначено… Бабасаны… Мы недалеко от него. Говоришь, на той стороне охотится? – словно сам с собой рассуждал Кучум. – Хорошее дело – охота. Что ж, и мы поохотимся. Только на него. Спасибо тебе, Мустафа-Сеид, за доброе известие. Аллах не оставил нас, услышал наши молитвы. Так помолимся ему.
Все мужчины торопливо опустились на колени, повернувшись лицом к солнечному диску, только что показавшемуся из-за березового леса. Каждый из них горячо зашептал слова утренней молитвы, прося Всевышнего послать ему удачу, сберечь в бою, помочь победить врага.
Где-то невдалеке заорал ишак караван-баши, также приветствуя новый день и требуя внимания людей. Новый день нес новые надежды, новые заботы. Жизнь…
Кучум первым закончил утренний намаз, поднялся с колен и пошел к реке. Он слышал, как следом, тяжело пыхтя, шагает Алтанай, легко ступает молодой Сабанак и кошачьей