Черный бумер. Андрей Троицкий
приборную панель, вырвал провода из замка зажигания, соединил их. Движок, чихнув, завелся. Бензина полный бак, тачка на ходу. Еще минут пять Бобрик, повесив фонарик на ветку дерева, возился с замком грузового отсека.
Не заглушив мотор, он метнулся к дому, в подвале Петька уже сам перетащил к лестнице ящики. Оставалось поднять их наверх, вынести на двор и закинуть в фургон. Возле веранды нашли широкую доску, по ней закатили в грузовой отсек оба мотоцикла. Бобрик сел за руль, вывел «Газель»на дорогу, дождался, когда Петька управится с воротами. «Мы свет забыли выключить на веранде, – вспомнил Бобрик, когда свернул за угол, а фургон покатился под гору. – Вернемся?»Возвращайся, – равнодушно кивнул Петька. – Раньше я думал, что ты просто упертый чувак. А ты совсем без мозгов. Куда мы премся? В ментовку или сразу на кладбище?".
На трассе остановились возле магазина, открытого днем и ночью, Бобрик вернулся к фургону с пакетом, набитым харчами, решив, что к двоюродному дяде, с которым не виделся пару лет, неудобно приезжать с пустыми руками. Петька, свесив голову на грудь, сопел на пассажирском сидении: все ужасы надежды и обломы прожитого дня переродились в глубокий сон. Он открыл глаза, когда «Газель»уже въехала на сельский двор, створки ворот закрылись, в свете фар стал виден кособокий домик с резными наличниками и какой-то долговязый сутулый мужик в куцем пиджаке, надетом на голое тело. Мужик, хватая Бобрика за плечи, прижимал к себе, тыкался в него мордой, заросшей пегой щетиной, и скалил порченные табаком зубы.
Петька вылез из кабины размять занемевшие ноги и едва уклонился от объятий того небритого мужика, двоюродного дяди Бобрика. От родственника несло свежим перегаром, словно он квасил еще с вечера. Предложение отметить встречу за семейным столом вежливо но твердо отклонили. Бобрик передал родственнику сумку с харчами, расстригав дядю, сроду не получавшего гостинцев, до слез. Отогнал «Газель»за дом, подальше от людских глаз.
Из грузового отсека выкатили мотоциклы и помчались в обратном направлении, уже на шоссе заметили, что близится рассвет: темно-синее небо стало светлеть, луна спряталась, а звезды померили. Дверь поселкового отделения милиции мотоциклистам открыл прапорщик Олег Гуревич. Бобрик выступил вперед и заявил, что он готов сделать заявление особой важности, дело касается тройного убийства, случившегося в нескольких верстах отсюда, в заброшенном сарае.
– Теперь вы все знаете, – сказал Бобрик. – По дороге в ментовку мы Петькой Гудковым взвешивали все варианты. Думали, как поступить. Рассказать ментам об этом оружие или утаить все ночные похождения. Я не валю на Гудкова, как живые перекладывают вину на мертвых вину. Я сам во всем виноват. Но это его идея, промолчать об оружии. Он сказал, мол, на нас еще наедут те парни из сарая. Найдут как пить дать. А у нас их арсенал. Можно будет поторговаться, нас не грохнут до тех пор, пока оружие с нами. Ну, что-то вроде страховки. А я не стал спорить. Тогда мне эта идея показалась разумной. Но