«Я напишу еще одну строку…» Избранное. Борис Марковский

      Похоже, осень за окном…

      Поэт, один, в пространстве комнат

      (его никто уже не помнит)

      сидит за письменным столом,

      глядит на меркнущий закат,

      перебирает письма, даты,

      бормочет: «Все мы виноваты…

      никто, никто не виноват…»

      Дни бегут – не сберечь их!

      Ерунда, пустяки…

      Из Израиля Чечик

      присылает стихи.

      В них – высокая горечь,

      торжество мастерства…

      Не пойму одного лишь —

      для чего в них слова.

      Ночь приходит, как плаха.

      Вот опять Новый год…

      Фугалевич, Галаха,

      Мама-Жанна и Кот…

      Помнишь, ночью в «Пассаже»

      пили горький ликер?

      Как-то вспомнился даже

      пионерский костер.

      Ничего не успели,

      жизнь прошла, как в кино…

      Вот и всё, друг мой Феликс,

      впрочем, мне все равно.

      Каллиграфическая осень…

      Похоже на какой-то праздник.

      Как будто некий дирижер

      взмахнул рукой, и закружились

      деревьев белые манжеты…

      Повсюду флаги и цветы.

      Узорчатые тротуары,

      и подворотни в дымке серой,

      как на старинном фотоснимке…

      Прощальные анжамбеманы…

      Деревьев траур золотой.

      Неразбериха на столе…

      А ведь когда-то петь умела

      душа, – ты помнишь: в феврале…

      мело, мело… во все пределы…

      И зябко делалось плечам…

      Увы, не рифмы составные,

      а чьи-то челюсти вставные

      теперь скрежещут по ночам…

      Темно и страшно на земле.

      В душе опять неразбериха.

      И если повторять, то тихо:

      «Мело весь месяц в феврале…»

      Еще не сказанное слово

      слезами душу тяжелит.

      Уже сорваться с губ готово,

      уже перу принадлежит.

      Уже витийствует, пророчит,

      бормочет что-то про успех

      и выжить хочет, выжить хочет,

      чтоб плакать на виду у всех.

      Семья Марковских в полном сборе

      сидит за праздничным столом.

      Всё в серебре и мельхиоре,

      и ёлка блещет серебром.

      Всё в серебре, – скажи на милость! —

      на тонких ниточках шары,

      как будто детство возвратилось

      в квартиру девочки-сестры.

      И вот, красивый и безгрешный,

      под новогодний смех и шум

      с какой-то радостью нездешней

      встает задумчивый Наум.

      Он говорит, ему внимают,

      все аплодируют ему,

      и всё плохое отступает

      в недосягаемую тьму.