Тринадцать подвигов Шишкина. Олег Петров
натиском Шишкина-старшего и категоричностью заявлений сторожа, совершенно забыли про опущенные чёрные занавеси на окнах и только растерянно мычали. А Наташа плакала, потому как мадам Шишкина в её адрес и вовсе высказалась недвусмысленно.
Понятно, что поутру Шишкин-старший гремел уже в кабинете директора. Конечно, ситуация быстро прояснилась, но и кратковременного периода её прояснения хватило для распространения всей этой истории среди старшеклассников. Над столь ревностно опекаемым родителями Шишкиным ржали все восьмые, девятые и десятые. Ржали, правда, недолго. А вот последовавшая за всем этим трагедия…
Наташа, умница Ната, с бездонными серыми в зелёную крапинку глазами и длинной, толстой русою косой, доселе благосклонно позволявшая Саше после уроков нести свой портфель аж до дверей квартиры, дочь майора пограничных войск, умница и красавица, в которую Шишкин-младший был влюблён по уши, категорически возненавидела своего кавалера на все оставшиеся полгода школьной жизни. Даже выпускной вечер – эта волнительно-волшебная увертюра якобы вступления в якобы взрослую жизнь – проехал для Александра как-то бестолково и смазанно.
Потом Наташиного отца перевели к новому месту службы, они уехали. И оборвалась последняя ниточка надежды на перемену к лучшему. Ах, как страдала душа Александра, если учесть, что Наташин профиль украшал буквально все поля личного шишкинского томика с «Евгением Онегиным» – портретная галерея милого образа открылась и пополнялась с момента начала изучения этого бессмертного творения великого поэта по школьной программе и до зачисления Саши на первый курс филфака. Там уже страдать стало некогда. Но остались в сундучке юношеской памяти изрисованный самым безжалостным образом великий роман в стихах, бездонность серых в крапинку глаз, русая коса до талии уехавшей Наталии и щемящая светлая грусть – в общем, стандартный набор первой, школьной любви, которая, как известно, редко имеет продолжение. Как-то незаметно проходит, оставляя после себя, иногда на всю оставшуюся жизнь, горчинку убеждённости, что всё могло срастись по-настоящему, навечно, навсегда, а то, что было после, – это уже не то, вторично и бесцветно. И физиология, и даже страсти бушующие – сколько угодно, а вот «веточки сирени» – увы…
Филологическое отделение историко-филологического факультета пединститута разительно отличалось от других отделений и факультетов. Собственно, эта тенденция сохраняется и поныне. Студенты «мужескага» пола на филфаке любого вуза – явление штучное. И, естественно, ценятся во всех отношениях, на вес золота, несмотря на то или иное реальное процентное содержание эквивалентов благородного металла в конкретной персоне. Лукавить не будем, девичьим вниманием Саша не был обделён все четыре студенческих года. Как бескорыстным, так и корыстным.
Первое в этой классификации, наполненное быстро увядающей юной романтикой, и угасало соответственно. Второе же отличалось повышенной устойчивостью и выглядело многовекторно.
Ну