я[block)o. Алексей Владимирович Баев
Жуткие тёмно-карие глаза, словно пропитанные засохшей кровью, ласково-тёплые, но грубые, пахнущие луком, ладони, массивный тяжёлый подбородок, крючковатый длинный нос.
Это лицо мелькало то тут, то там. Вот он на фото на стеночке в разведшколе. Стоит, щурится недобро объектив за спиной наркома Ежова. Вот в «Правде» промелькнул. Опять же на фото и снова за спиной. Только теперь в тени личности самого Хозяина…
Потом была война.
Кошкинд в составе отдельной разведроты, перебрасываемой с одного фронта на другой, для победы сделал немало. Но, что удивительно, дошёл до Берлина не только ни единожды не раненый, но и никого не убив. Да, искалечил он врагов не одну сотню. Порой раны наносил страшнейшие, но не смертельные. Человек после них навсегда мог остаться инвалидом, но жить оставался при любом раскладе.
Самуил знал, то есть, скорее – чувствовал, что лиши он кого-то жизни, жизнь его собственная превратится в нечто другое, неземное и страшное, если вообще тут же не кончится, посему обещание, данное себе же, не нарушил и в тот момент, когда с одним ножом «играл» в кустарниковых зарослях в прятки-салочки с дюжиной немецких карателей. Еле, кстати, выкрутился, чудом не нарушив табу, хоть тогда на миг и засомневался в силах своих. Выручил опыт. Ну и удача, конечно. Куда ж без неё?
После войны Виктор Стрельников тоже изредка бросался в глаза. Да, да! Теперь Кошкинд знал его имя, что намного упрощало негласное наблюдение за давним «приятелем». Появившись однажды, в конце сороковых, в «Красной Звезде», на последней её полосе в заметке-поздравлении с юбилеем под собственной нечёткой фотографией, убийца позволил себя идентифицировать. Генерал-майор Стрельников, бывший СМЕРШевец, начальник одного из управлений генштаба. Вы только посмотрите, коллега! Что ж, тем интереснее будет встреча. А она будет, не сомневайтесь, товарищ генерал. Пусть не сейчас, через годы, может, десятилетия, но состоится обязательно. Лишь бы с Вами ничего не случилось. Дай Бог долгие лета…
Между тем, творилось нечто странное. Месяц бежал за месяцем, год за годом, проползали десятилетия. Немногочисленные друзья Кошкинда, его боевые товарищи, неуклонно старели, уходили на пенсию, умирали. Сам же Самуил, достигнув однажды пика своей формы или, как говорят, окончательно возмужав, внешне меняться перестал. Словно само время остановилось для Кошкинда, не давая дряхлеть его телу.
Как выглядел он в пятидесятом, таким и остался к шестидесятому, семидесятому, восьмидесятому… Вот уж двадцатый век окончился, первое десятилетие двадцать первого прогремело на всю страну новой индустриализацией, теперь – капиталистической, а военный консультант Кошкинд в свои девяносто с гаком дал бы фору любому своему внуку, если б они у него только были. Свои-то.
Многоопытные врачи военных спецклиник все как один от такого феномена лишь руки в стороны разводили – чудо! Его б его на опыты, глядишь, эликсир бессмертия появился б на прилавках. Ан нет, нельзя. Секретность наивысшего государственного уровня. Государство