Пусть ярость благородная. Александр Борисович Михайловский
будь добр парные посты морпехов в парадном черном. Немного устрашающего боевого грима в тигровой раскраске не вредно. Ничего, что у тебя всего одно отделение, сделай что можешь. По пути следования Макарова должна быть такая мизансцена, как в ставке Гитлера в «Семнадцати мгновениях весны» – только зиговать, пожалуй, не надо. Согласен, Сергей Сергеич?
– А почему нет, впечатление первое дело… – принял игру Карпенко. – Вопрос – кто мог не моргнув глазом утопить целый флот? А вот такие и могли. Пусть немного мураши по кожице у Макарова побегают. Сделаешь, Владимирыч? А я своих тоже настропалю не хуже, будут летать четко по уставу…
Новиков кивнул.
– Ну, тогда все товарищи, цели определены, задачи поставлены, за работу, чтоб жить стало лучше, жить стало веселее!.
14 марта 1904 года 10–50 по местному времени. Внешний Рейд Порт-Артура, 10 миль южнее Золотой Горы. Бронепалубный крейсер 1-го Ранга РИФ «Аскольд» и БПК «Адмирал Трибуц».
Гребной катер, как и положено в торжественных случаях, спустили с правого борта «Аскольда». Теперь суденышку о восьми парах весел предстояло обогнуть оба корабля, чтобы пристать к такому же правому борту «пятьсот шестьдесят четвертого». Шестнадцать матросов мерно налегали на весла. Когда подошли к корме «пятьсот шестьдесят четвертого», чтобы ее обогнуть, прочли выбитое бронзовыми буквами прямо под надстройкой название корабля, но обстановка яснее не стала. Надпись гласила – «Адмирал Трибуц». Со страшным скрипом в мозгах и адмирал Макаров, и сопровождавшие его офицеры пытались хоть что-нибудь вспомнить об этом человеке, и какое отношение он имеет к России. Несмотря на все усилия, у них ничего не получалось. Огибая широкую транцевую корму, увидели прикрепленный там герб Российской Империи. В нем тоже было что-то неправильное. Вот и правый борт «Адмирала Трибуца» – трап на своем месте, спущен со стороны кормы сразу за минными аппаратами почти до уровня воды. Трап как трап, с большими буквами, гласящими то же самое, что и надпись на корме.
Лейтенант Дукельский пропустил вперед адмирала, старших офицеров и вслед за ними поднялся на палубу. Глаза сразу резанула безукоризненная чистота. Их встречал вахтенный офицер – судя по погонам, лейтенант. Ничего знакомее погон и, может быть, фуражки, Дукельский в его облике не увидел. Хотя погоны наводили на мысль о безусловной русскости офицера, так как только в российской армии и флоте для обозначения чинов используются комбинации звездочек и просветов. Почти сразу за спиной офицера стояли ДВОЕ – кондуктор и квартермейстер; это все, что Дукельский смог понять по лычкам на их погонах, во всем остальном даже нельзя было сказать, солдаты это или матросы. Они походили на обычных нижних чинов или унтеров не больше, чем львы на домашних кошек. Сбитые на ухо черные береты, жесткие загорелые независимые лица, перечеркнутые черными полосами, придававшими им выражение необычайной свирепости. «Прямо индейцы на тропе войны», – подумалось флаг-офицеру. Глаз ухватил