Assassin’s Creed. Origins. Клятва пустыни. Оливер Боуден
сумел. Сопя от напряжения, отец Туты нанес первый удар – прямо в живот своему противнику. Движение и звук меча напомнили мне прачек, колотящих белье на берегу Нила. За первым ударом последовал второй. Гонец скрючился, кашляя и морщась от боли. Жить ему оставалось считаные минуты, однако отец Туты ударил его в третий раз, уже просто со злости.
Затем раненый пьяница повернулся ко мне. Нога у него была мокрой от собственной крови, а лезвие меча потемнело от крови гонца.
– Ты, глупый маленький подлец, – проверещал он.
Я не понимал, обращены ли эти слова ко мне или к Туте. Я инстинктивно попятился назад, споткнулся о лежащего Туту и растянулся рядом с ним на камнях.
Я смотрел на короткий меч, а отец Туты неумолимо приближался ко мне, волоча раненую ногу.
«Вот и все, – подумалось мне. – Вот оно, приближение неминуемой смерти». Мои мысли понеслись к Айе. Я вспомнил о матери и Сиве. Я уже не увижу ни дорогих мне людей, ни родного оазиса.
– Отец, не делай этого! – закричал Тута и заслонил меня собой, бросившись под меч, готовый вот-вот опуститься.
Хвала богам! Его отец успел отвести руку с мечом и пробормотал ругательство – предвестник сурового наказания, ожидавшего сына. Затем он оттащил Туту прочь, и мальчишка снова оказался на камнях. Его отец не отказался от намерения меня убить, однако Тута подарил мне драгоценные мгновения. Я успел вскочить на ноги, намереваясь защищаться.
– Эй, что тут происходит? – прокричал кто-то со стороны входа.
Отец Туты обернулся на крик, а я потянулся за своим ножом. Сюда шел один из театральных служителей, привлеченный шумом. Это вынудило отца Туты оставить мысль о расправе со мной. Досадливо бормоча проклятия, он поспешил к лежавшему гонцу, торопливо залез в его сумку и вытащил деньги, после чего схватил Туту и поволок к выходу. В этот момент оттуда показался служитель.
– Что за… – начал было он, но вид окровавленного меча заставил служителя вжаться в стену возле скамеек и беспрепятственно пропустить грабителя вместе с малолетним сообщником.
Я подобрался к гонцу. Присев на корточки, я дотронулся до его виска. На мокрой от крови тунике гонца зияли три дыры. Три колотые раны. Мне вспомнились эти удары – все три были нанесены гонцу по моей вине. Каким же дураком я оказался!
Гонец кашлял кровью. Глаза его стекленели. Я пощупал сердце. Оно еще билось, но совсем слабо. Трепыхалось, как раненая птица.
Он умрет здесь, в пустом театре. Я ненавидел то, что делаю, ставя свои потребности выше его последних мгновений. Я наклонился к гонцу:
– Прошу, скажи мне слова, что ты передал моему отцу.
Гонец умер у меня на глазах, но все же успел прошептать то злополучное послание.
Смысл его был мне непонятен.
14
Я сидел на каменном полу, переполненный гневом, досадой и ненавистью.
– Сейчас солдат приведу, а ты оставайся здесь, – крикнул мне театральный служитель.
Держи карман шире! Не обращая внимания на его крики, я бросился к проходу между ярусами и добрался