Белый отряд. Артур Конан Дойл
посетители. Трое или четверо из них, судя по одежде, были лесниками; на самом почетном месте, у камина, сидел певец, о чем можно было судить по арфе, которой он, по-видимому, очень гордился, несмотря на то что на ней недоставало нескольких струн; дальше сидели несколько крестьян в скромных одеждах, с пьяными физиономиями и всклокоченными волосами, кое-кто был одет в невообразимые костюмы, даже не позволявшие судить о роде занятий, разве лишь о том, что эти джентльмены были большими поклонниками Бахуса; наконец, наш старый знакомый, Джон Гордль, игравший не последнюю роль среди кутил, дополнял столь поразившую юношу яркую картину беззастенчивой обывательской жизни. Между прочим взгляд Аллена невольно упал на толстого человека, растянувшегося в углу комнаты на полу и громко храпевшего.
Бойкая хозяйка подметила его недоумение и объяснила Аллену, что это красильщик Уот, безобразно расписавший деревянный щит, предназначенный для вывески.
– Можете себе представить, молодой сэр, – говорила хозяйка с неподдельным отчаянием, – я поверила этому мошеннику и пьянице, а он испортил мне вывеску. Быть может, вы знаете, добрый господин, что это за птица такая – кречет?
– Кречет, – ответил Аллен, – это довольно крупная птица, похожая на орла. Я отлично помню, как мне показывал ее наш ученый брат Варфоломей. Но эта мазня, – он указал на деревянную доску, стоявшую в углу комнаты, на которой было намалевано тощее чудовище с пестрым телом, – скорее, похожа на какого-нибудь дракона, умершего от пятнистого тифа.
– О боже мой, Пресвятая Владычица, что подумали бы благородные джентльмены, проезжающие по этой дороге, если бы увидели подобную вывеску! А ведь иногда здесь проезжает сам его королевское величество. Пропала бы тогда моя гостиница! О, мошенник, пьяница, а я ему еще поверила, – причитала хозяйка, – как дура, угощала его на славу. Теперь же он храпит и никак его не добудишься!
– Не стоит предаваться такому отчаянию, добрая женщина, – сказал миролюбиво Аллен, – я попытаюсь исправить дело, дайте только краски и кисти.
Он быстро принялся за работу, а госпожа Элиза, видя, что он не требует ни вина, ни эля, сразу почувствовала симпатию к молодому монаху и начала рассказывать ему о посетителях трактира.
– Вот это, – говорила она, – лесники, доезжачие[14] королевской охоты, это певец Фойтиг Уилл, он много лет бродит по этим местам и хотя мало платит и много пьет, но всеми любим; грудинка на вашей тарелке станет куда аппетитнее, если вы услышите, как он поет «Подвиг Товии»[15]; впрочем, вам скоро предстоит в этом убедиться: он начнет петь, как только благородное вино разгорячит его кровь.
– А это кто? – в свою очередь полюбопытствовал Аллен, указывая на посетителя в меховом плаще, сидевшего неподалеку от певца.
– Это продавец пилюль и мазей, человек очень сведущий в насморках, дизентерии, нарывах и прочих болезнях, – ответила госпожа Элиза. – Как вы заметили, он носит под рубашкой изображение святого Луки, первого врачевателя, но избави бог меня