Скорлупа. Мои вступления и выступления. Алексей Аимин
и мечтать
И вот под взглядом
под ее сугубо штатным —
Уже лечу! лечу уже обратно
и падаю в больничную кровать!
– Чем писать вирши с такой пессимистической концовкой, ты бы лучше поприжал ее в каком закутке, – посоветовал мне Корнеич. – Эх, был бы я помоложе…
– Перпетуум-кобеле, как и перпетуум-мобиле, не существует, – с ехидцей встрял в наш разговор Борис Натанович. Мне вообще, ваши сальные разговоры противно слушать.
– Во сухарь заумный, – проворчал Корнеич, – можешь уши заткнуть, если не нравится.
Нам с Корнеичем было назначено по сорок инъекций в живот – тромбы растворять. Уколы четыре раза в день ровно через шесть часов. В 6 утра первый и в 12 ночи последний. Процедура не очень приятная, но при умении медперсонала сносная.
Животы наши пестрели мозаикой сине-желто-зеленых цветов.
ТОВСЬ!
Однако вскоре нам пришлось испытать на себе, как легкая женская рука может превратиться в очень тяжелую.
Накануне наши врачи отмечали день медицинского работника. Галантный Корнеич даже умудрился достать цветы. Медперсонал отмечал свой праздник ничуть не хуже слесарей нашего ЖЭКа в день коммунального работника. А что, врачи они тоже люди…
Мы же под шумок нарушали режим и смотрели футбол – шел чемпионат мира. Ближе к полуночи, я обратил внимание, как Татьяна с трудом вела Николая Павловича в ординаторскую. В обычные дни они туда заходили по отдельности, точнее, Таня ныряла тайком, стараясь не привлекать внимания.
Но я же не мальчик, чтобы обращать внимание, – увидел и забыл.
Однако вспомнил я об этом буквально через несколько часов. В шесть утра к нам с утренним уколом пришла Таня. Она строго взглянула, и я привычно задрал футболку. Садистский укол застал меня врасплох. До сих пор удивляюсь, как я не вскрикнул, а только мыкнул и сжал зубы.
Таня быстро перешла к моему соседу. У Корнеича, получившего такой же предательский удар «под дых», расширились глаза, он охнул и взглянул на меня. Я вздохнул и пожал плечами.
Таня ушла, а я рассказал ему об увиденном вечером.
– Ну, Николай Палыч. Ну, садист! До чего женщину довел! Нет, ну не мог собраться? – возмущался Корнеич. – А ты тоже хорош, не мог прочувствовать ситуацию и вовремя доктору плечо подставить?
– Так вам и надо, тоже мне знатоки женских душ. Женщина такая загадка, что с вашими умишками ее никогда не разгадать – съехидничал Борис Натанович.
Корнеич скорчил в сторону оппонента гримасу отвращения и пошел разведать по части предстоящего завтрака.
Выписка
Я лежал, и, глядя в потолок, думал. Жизнь меня часто била, и я все чаще думал о том, что в ней что-то неправильно. Мне было обидно за свою страну. Я жалел наш многострадальный народ, а вместе с ним и себя, ведь у меня и дома были сплошные передряги. Жена меня считала дураком и неудачником, о чем постоянно напоминала.
Когда же чувства недовольства