Теряя Лею. Тиффани Кинг
капли. Чудовище, снова и снова подвергавшее меня наказаниям, медленно трансформировалось, пока не превратилось в «Матушку». Когда слезы не удавалось остановить пожирающим плоть ремнем, она вымещала гнев, делая мне уколы в плечо. Первые месяцы я по большей части провела в темном забытьи. Чудесной, благословенной темноте, позволявшей мне сбежать из моей жуткой реальности. Она думала, что наказывает меня, но я постепенно полюбила темноту. Я вожделела ее.
– Прекрасно. Можешь накрыть на стол, – сказала наконец Матушка, поджав губы. – Ты хорошо спала?
Очевидно, мой промах прощен. По крайней мере, день остался в правильной колее.
– Да, мэм, – ответила я, погружая руку в крошечный шкафчик над единственной раковиной у стены возле нашего обеденного стола. Я вынула наши две тарелки, два стакана и поставила их на стол. Наши приборы хранились в ящичке рядом с раковиной. Матушка отперла подъемник и извлекла поднос, который использовала для нашей еды. Затем я отнесла поднос на стол, пока она запирала дверцу подъемника, дважды проверив замок, дабы убедиться, что он защелкнулся. Все шло заведенным порядком, день за днем, если только я не делала чего-либо, заслуживавшего наказания.
Подъемник запирался ради моего блага. В девять лет я вскарабкалась по веревке. Руки у меня дрожали от напряжения, но в итоге я добралась доверху. Я не знала, что стану делать, если попаду на кухню. Может, просто посмотрела бы в окно на солнышко и голубое небо в ватных облаках. Проблема заключалась в том, что Матушка никогда не позволяла мне выходить наружу. Она говорила, что у меня тяжелая форма светочувствительности, аллергическая реакция на солнце, поражавшая мою иммунную систему. Полагаю, тогда меня это не заботило. Я отодвинула дверцу подъемника и обнаружила Матушку, поджидавшую меня со шприцем в руке. Того, что происходило после, я почти не помню, но когда я проснулась, на дверце подъемника красовался новый замок.
– Можешь воспользоваться ванной, – сказала Матушка, когда стол был накрыт.
– Спасибо, Матушка, – прошептала я и сонно потащилась в ванную, хотя мочевой пузырь у меня едва не лопался.
Двери в ванной не было, она отделялась от комнаты одной-единственной занавеской. Для уединения этого было маловато, но я была благодарна даже за самую малость.
Облегчившись, я подошла к раковине и выдавила на ладони щедрую порцию промышленного мыла. Матушка работала медсестрой и повидала немало лишних болячек, вызванных недостатком чистоты. К глистам она относилась с непримиримостью фанатика. Руки следовало тщательно мыть и скрести с обеих сторон, особое внимание уделяя ногтям. Я совершала необходимые манипуляции, не задумываясь. Я проделывала их уже тысячи раз.
Завтрак у нас был незатейлив. Яйца, поджаренный хлеб, ломтик бекона и стакан апельсинового сока. Ожирение уносило сотни тысяч жизней в год. Несмотря на мое хрупкое телосложение, Матушка рисковать не желала. С течением времени я научилась потреблять свою пищу медленно, смакуя каждый кусочек. На ланч меня ждал сэндвич и кусочек фрукта, уже сложенные в