Зловещие забавы славянского бога. Олег Колмаков
лекарства и в изобилии пичкали непонятными таблетками. Ну, и самое главное, вы лежите в отдельной палате, словно министр или, на крайний случай, директор завода. Подобные факты, по разумению Угрюмова, могли говорить лишь об одном, данный эксперимент пытаются сохранить в строжайшей тайне.
Подозрения Василия Ивановича постепенно переросли во всеохватный страх. Когда ж Угрюмов не поддался на разного рода провокации, Василию Ивановичу начало казаться, что его, как отработанный материал, как результат неудачного эксперимента, обязательно умертвят. Причём, в самую ближайшую ночь. Иначе почему, в течение нынешнего дня они были с ним так нарочито вежливы и так слащаво-обходительны, а к вечеру, будто о нём и вовсе забыли. Наверняка готовят яд или еще какую хрень.
«Им со мной, конечно же, проще. Бомжа никто не хватиться. Никто не начнёт его искать. „Вкатят“ в вену быстродействующий препарат, а после сожгут в крематории. Вот и нет Василия Ивановича. Нет Угрюмова и никогда не было. Кто это? Мы впервые о нём слышим!»
Добравшись до ближайшего мусорного бака, Василий Иваныч привычно в нём покопался. Он быстро откопал в груде дерьма, довольно сносную одежонку, да пару хлебных огрызков. Тут же, прямо у бака, Угрюмов скинул с себя полосатую, стиранную-перестиранную больничную пижаму, снял с головы бинты и переоделся в найденные «обновки».
Ему стоило поторопиться. Не поспей Угрюмов на последний пассажирский транспорт, его пешая прогулка до вокзала обещала быть чересчур долгой. Потому Угрюмов, чуть ли не бежал к троллейбусной остановке.
Это там, возле вокзала, у Василия Ивановича имелся небольшой тайник, куда он прятал зимнюю одежду и небольшой запас пропитания. Там же его поджидала и заветная «четвертушка» самогона, припасённая им на чёрный день. И этот самый день, для Угрюмова, похоже, уже наступил.
«Подумаешь, башка разбита. Да мне её и без того, регулярно пробивают. Если не менты, то кто-то из своих, из бродяг. И ничего, пока ещё жив!..»
* * *
Такси, в котором мчались по городу два друга, два бывших сослуживцев: Чернышев и Громов – успело миновать мост через реку.
– Эх, Витька!.. – Юрий Александрович, сидевший рядом с водителем, обернулся к своему товарищу. – …Говоришь: жизнь моя удалась. А сам-то, наверняка, и не представляешь каким потом и каторжным трудом далось мне это самое счастье. По молодости только и мечтал вырваться из этого, Богом проклятого Союза. Засыпая, кажется, только и мечтал о свободной, беспечной жизни на берегу лазурного моря, где круглый год лето. И лишь пожив «за бугром» понял, что настоящая жизнь только здесь и была. Там, я чужак. И, вообще, никто. Ни друзей, ни близких. А чтоб вот так, как мы сейчас в гаражах запросто посидеть с мужиками, и думать не смей. Знал бы, как хотелось иногда волком взвыть. А если быть до конца откровенным, то сволочная там, дружище, житуха. Какая-то не настоящая, искусственная, силиконовая. Уж точно, не для русского мужика. Сотню раз пожалел