Все загадки истории. Эдвард Радзинский
Сережа.
– Не надо голой! Голой не надо!
– Но вы сказали: у Бертолуччи…
– Не надо Бертолуччи! Бертолуччи нам не надо! Что у нас дальше?
– Эпизод «Утро понедельника».
Утром он проснулся и сразу увидел ее. Она стояла у стены, на нее падало солнце, и он подумал впервые: «А я ее люблю».
– Ты не останешься?
– Ты хочешь, чтобы я осталась?
– Ну, если тебе нельзя…
– Ой, ну при чем тут можно – нельзя…
– Да, я хочу, чтобы ты осталась.
– Хочешь, да? Ну тогда я, пожалуй, останусь…
– Я придумал! – сказал Оператор. – Грандиозный переход к утру! Значит, утром он просыпается, видит ее… так, да? – И он зашептал что-то на ухо Режиссеру. – Гениально, да? И сразу – парк…
– Главное – как можно меньше этого идиотского текста!
А потом был парк, жаркий весенний день, и она двигалась в этом солнечном дне… и солнце на его ладони, когда она по ней гадала, и солнце в уголочке ее рта, и ощущение радостного, длинного, уверенного счастья, потому что тогда он еще верил, что самое настоящее счастье еще только будет… а думать так – тоже счастье!
Он целовал ее, а она вырывалась и все говорила:
– Не надо! Ну что хорошего!
– Сережа, я вас жду! Текст!
– Но вы же сказали – текста не надо…
Режиссер сумрачно посмотрел на него, и Сережа начал читать:
– «К вечеру они остались без денег. Дело было перед стипендией. Они сдали бутылки, сосчитали всю мелочь и купили колбасы, хлеба и пива…» – Здесь Сережа остановился и грозно заорал в мегафон: – Пиво-колбаса для эпизода!
– Куплено, куплено, – сказала Женщина с никаким лицом.
Сережа разочарованно продолжил читать:
– «Они пили холодное пиво. Луч заходящего солнца пробил маленькую комнату. Красный шар грозно стоял над домами, но прохлада уже спускалась на город…»
– Так, – сказал Режиссер и начал прохаживаться вдоль стены. – Так…
На стене была народная надпись: «Начальник 2-го участка 3-го блока Вася – пидарас». Эту мудрость Сереже было велено закрасить под страхом смерти еще на прошлой неделе, но сейчас Режиссер ее не видел – его посетило вдохновенье.
– Так… – повторял он самозабвенно, – так… – И обратился к Оператору: – Значит – он смотрит на нее, а она, как всегда, торопливо отвернулась. Он дотрагивается до ее щеки кончиками пальцев. Она, не оборачиваясь, медленно начинает тереться щекой о его пальцы. Потом она отодвинулась и…
– Здесь написано: «Она не отодвинулась», – радостно сказал Сережа.
– Она не отодвинулась, а все продолжала касаться щекою его руки.
– Знаешь, сегодня в парке я вдруг подумала: вот когда-нибудь мы станем с тобою старичками и будем вспоминать об этом дне… Глупость! Глупость! Ни слова умного не могу с тобой сказать! Что за черт! Без тебя я с тобою так великолепно разговариваю…
В тот вечер – в самый прекрасный их вечер – она много плакала. Плакала, когда он целовал ее и когда шептал ей