Смерть Сталина. Братья Швальнеры
что надо сделать с поваром, который ее приготовил? Это ведь я случайно жив остался. Все кругом спят и видят меня в гробу. Ты подумай над моими словами. Нет, не коммунист ты пока еще…
Товарищ Сталин протянул руку и по-доброму, по-отечески похлопал его по загривку. Сильная рука у вождя, это разу чувствуется. Настолько сильная, что тяжесть почувствовал Артемка на затылке. Пожурил его вождь, но руку не убирает. Держит на затылке. Смотрит ему прямо в глаза. Что хочет сказать? Во всяком случае, ничего плохого, вождь ведь, отец целого народа. А руку все держит, уже шея затекла. Кажется, что клонит его голову вниз, под стол – но так только кажется, когда шея затекает. Минуту спустя рука уже кажется стальной, настолько велика ее тяжесть. Все-таки думал Артемка, что у вождя рука сильная, но чтобы настолько и в прямом смысле… Клонит все же голову его прямо под стол. И насколько силен и крепок молодой парень, а все же не выдерживает – и падает со стула с грохотом.
И в этот момент из-за тяжелых дубовых дверей столовой раздается хохот – часовые, что стоят к Генсеку в непосредственной близости, расхохотались от падения молодого парня.
–Что это? – не привыкший к такому Артемка интересуется у товарища Сталина. А может, внимание его переключает с себя на нерадивых часовых.
–Подсматривают.
–Да как же?!
–Правильно делают, вдруг, что со мной случится?
–А как же частная жизнь? Ну совсем вам ни покоя, ни отдыха…
–Да. Ты прав, – не отводя от него сурового черного взгляда, рассудил Сталин, убирая руку с затылка молодого охранника. – Надо запретить наблюдение. В конце концов, что я, арестованный что ли или Наполеон на Елене?
–На какой Елене?
–На святой.
Когда Артемка выходил из столовой, оба часовых рассмеялись ему в глаза.
–Чего вы? Ну свалился с непривычки, ну так что?
–Ничего. Ты и впрямь с непривычки.
–Да в чем дело-то?! – волнуется уже Артемка.
–А ты сам не понимаешь, чего вождь от тебя хотел?
–Нет.
–А что обычно делают под столом?
–Ну если кто что уронит…
–А если нет?
–Тогда не знаю.
–У тебя в вашей деревне девка-то была?
–А как же.
–Так вот ты с ней по ночам что делаешь?
–Ну…
–Ты когда за столом ужинаешь, она под стол залезает?
–Зачем?
–Ну дурак… Сосать!
–Леденец?
–Да, леденец, который у тебя в штанах!
Такие слова ударили Артемку обухом по голове. Он не спал всю ночь, просто представляя себе, что его мужское достоинство может какая-либо девушка в рот взять. Он не думал о своих ощущениях в данный момент, он думал только о том, насколько развратной должна быть такая девица. У них, в Горьком, таких днем с огнем отыскать нельзя было. Все-таки правильно говорили наезжавшие из Москвы земляки его, что нравы в столице выглядят просто ужасающе. Мысль о том, что нечто подобное хоть в какой-то мере могло быть свойственно товарищу Сталину, могла закрасться в голову