Пленник гибнущего мира. Кирилл Валентинович Смородин
в листок. – Вот характер и испортился. Плюс страшные воспоминания и болезнь. Неизвестно, сколько она мучает его. Но видно, что осталось недолго».
Кагановский тем временем дочитал, хлопнул вопросник об стол.
– Банально, – прошепелявил он, вновь сверля Духова маленькими мутными глазками. – Неинтересные вопросы. Стандартные. Штампы. Нужно было лучше готовиться.
Андрей напрягся, вспомнив, с каким усердием работал над вопросником. Как долго сидел перед пустым «вордовским» документом, не решаясь положить пальцы на клавиатуру и начать. Как печатал, стирал и заново набирал текст. Как менял местами слова и сами вопросы. Как раз за разом перелопачивал статьи о книгах писателя и его биографию, надеясь зацепиться за что-нибудь… И вот пожалуйста: «Неинтересные вопросы. Стандартные. Штампы».
– Все это ты мог найти в столь любимом молодым поколением Интернете, – продолжал Кагановский. – Совсем необязательно было беспокоить меня, приезжать и терпеть, как я поливаю тебя грязью, – он с прищуром посмотрел на изумившегося Андрея. – Посидел бы дома перед компьютером, глядишь – и нацарапал бы статейку.
Писатель замолчал, все еще глядя на Духова. Тот неподвижно сидел и скользил глазами по голубым полосам на рубашке писателя. Он не знал, что делать дальше. Встать, извиниться и уйти? Сложить лапки? Проиграть? Или попытаться уговорить Кагановского ответить хоть на несколько вопросов – наименее штампованных, на взгляд самого писателя? А вдруг тот снова разозлится?
В голову опять вклинились воспоминания. Как Духов летел домой после разговора с редактором «Вестника»… Летел и мечтал, что блестяще выполнит первое задание: познакомится с писателем и подготовит отличный материал, который станет пропуском в главную городскую газету.
«Вот и познакомился, – мрачно размышлял Андрей. – Вот и написал».
– Тем не менее, – заговорил Кагановский, – я рад, что ты здесь.
Первые пару секунд Духов не верил ушам. Потом в груди екнуло, и он растерянно посмотрел на писателя. Тот прищурился – хитро и… впервые с тенью добродушия.
– Представь себе, – чуть заметно кивнул он. – Конечно, побесил ты меня изрядно, но это простительно. Ты молод, полон сил, впереди у тебя целая жизнь.
– Значит, вы согласны ответить на вопросы? – тихо, осторожно, словно по минному полю шел, спросил Андрей.
Писатель тут же болезненно сморщился, и внутри у Духова все сжалось. Он ожидал новой волны гнева, но вместо этого Кагановский положил ладонь на вопросник, придвинул его к себе, пожевал губами.
– Предлагаю построить беседу по-другому, – сказал писатель. – Я тоже хочу у тебя кое-что спросить. Скажи, ты читал мои произведения?
– А как же! – обрадованно отозвался Андрей. – Как раз на той неделе, когда готовился к интервью, перечитал «Лабиринт». Еще читал ваш роман… название, правда, забыл, давно это было… Про каменную горгулью, которая оживала по ночам…
– «Узник мрачного особняка», – покивал Кагановский. Он задумчиво смотрел сквозь Духова. –