Цок. Алексей Владимирович Баев
я верну… – начала было Маша, но Тыква прислонила к её губам палец.
– Да ты с ума сошла, киса! Это ж презент! – вознегодовала она.
– Ну… хоть жемчуг?
– Это не ко мне, – заговорщически подмигнула Карина. – Наш дорогой Карлсон – большой, я тебе скажу, импровизатор! Только посмей его обидеть. Враги навек! Ясно? Ладно, хватит о подарках, пошли твоей маляркой любоваться.
Зацепина, схватив Машу за запястье, повлекла её в зал.
– Слушай, а ты мне чего раньше-то насчёт выставки ничего не сказала? – по пути говорила она. – Организовали бы всё по-человечески. Я, конечно, люблю экспромты, но тут, Машка, не тот случай. Ты только посмотри, кого Родина наприглашал! С кем тебя познакомить?
– А ты что, всех их знаешь? – Маша не переставляла удивляться подруге.
– Не всех, конечно, – ответила та, – но многих. Вон тот толстый, – Карина, не стесняясь, показала пальцем на тучного лысого мужчину, наливающего в бокал виски, – антиквар Клюев. Он, кстати, сейчас занялся современной живописью. Скупает, подонок, всё подряд за сущие копейки. С ним не связывайся. Давай лучше я тебя представлю Фереру… Так, где он у нас? Только что здесь крутился. Ага, вон он!
Тыква вытянула окольцованный крупным бриллиантом палец в сторону довольно молодого длинноволосого мужчины в растянутом зелёном свитере и хорошо потёртых голубых джинах.
– Ты на его вид не смотри, он деляга что надо. То ли племянник Билл Гейтса, то ли зять Дональда Трампа. Дюпон Абрамович Рокфеллер, короче. Я по сравнению с ним – нищенка с Балтийского. Кстати, этот Ферер обожает комиксы. Родина сказал, что ему приглашения не высылал, однако ж он здесь, мерзавец. О чём-то это говорит, правда?
Ферер, один, пожалуй, из немногих, кто даже не притронулся к угощению, сразу пошёл рассматривать экспозицию. Маша заметила, что он подолгу стоит у каждого рисунка, наклоняя голову то вправо, то влево, то приближается насколько возможно, то отходит чуть назад. А Карина всё бубнила на ухо:
– Ну что, решайся уже, цыпа. Давай подойдём. Или так и будешь тут стоять?
Маша осторожно высвободила свою руку, в которой до сих пор держала проклятые ножницы, смущенно посмотрела на Тыкву и отрицательно покачала головой.
– Стесняешься, – поняла Зацепина.
– Стесняюсь, – робко улыбнулась Маша. – Знаешь, Карин, я считаю, что у кого найдётся что сказать, подойдут сами. Навязываться в таком деле…
– Наверное, ты права, – согласилась Тыква. – Ладно, пошли и мы посмотрим. Покажешь мне свои картинки. Расскажешь, что есть что. Или сначала треснем шампусика?
Но ни того, ни другого Маше сделать не удалось. Сквозь толпу к ней пробрался шкафоподобный секьюрити, которого, как наша героиня ещё помнила, звали Павликом.
– Маш, – наклонив к художнице голову, негромко сказал он, – там какой-то настырный старикан уже десять минут пытается сквозь меня прорваться. Говорит, что ты его звала, а приглашения у него нету. У нас же закрытое