Инквизитор. Борис Конофальский
зря тебе дезертиры фингалов понаставили – язык как помело.
Девка зло, как кошка, фыркнула и гордо ушла.
– Эх, какая… – восхитился Ёган. – Аж жаром от нее пышит.
Волков усмехнулся и стал есть. Ёгана он за стол не пригласил, но половину еды ему оставил.
Удивительно приятно проснуться и осознать, что у тебя ничего не болит. Такое с ним бывало в детстве, а после того, как в одном из первых сражений его сбил рейтар на огромном коне, такого не было. Он помнил это до сих пор. Рейтаров было совсем не много, лучников было в три раза больше, но кавалеристы разметали их в пух. Это было в последний раз на памяти Волкова, когда он видел лучников в открытом поле. В осадах они были еще нужны, а в чистом поле… уже тогда их век закончился.
В то удивительное, ясное, теплое утро, он получил повреждение, когда огромный рейтар в сверкающих латах на огромном рыжем коне врезался в него с хрустом и грохотом и поскакал дальше, разбрасывая других лучников, даже не заметив столкновения. С тех пор левое плечо и предплечье не давали ему спать на левом боку. Это было давно, после этого к боли в плече добавились другие боли, они то затихали, то возобновлялись снова. Одна из самых последних ран была рана в голень. Почти в стопу. Из-за нее он хромал. Её он получил совсем недавно, зимой. Но сегодня утром ни она, ни плечо не беспокоили солдата. Он лежал в теплой кровати. На простыне. На простыне были виды следы от клопов, но даже клопы не смогли разбудить его ночью, потому что у него ничего не болело, и он прекрасно спал. Где-то вдалеке ударил колокол. Внизу, в харчевне, кто-то ронял посуду со звоном, ругался.
Вставать не хотелось, хотелось лежать, но снова ударил колокол. Для утренней службы было поздновато. Волков нехотя сел на постель, и нормальная жизнь вернулась к нему. Плечо заныло. Он дохромал до двери, открыл и крикнул:
– Ёган!
– Да, господин, иду.
Ёган был тут.
– Бродяги разбежались?
– Ага, еще до зори, в село пошли.
– Ты ж говорил, они в монастырь идут работать.
– Ага, в монастырь. Но после похорон. Сегодня в Большой Рютте похороны.
– А кого хоронят? – Не понял спросонья Волков.
– Как кого? Коннетабля и его людей, которых дезертиры порубили. Весь народ на похороны пошел. Думают, раз коннетабля хоронят, то кормить будут.
– Дьявол, совсем из головы вылетело. Надо съездить отдать должное. Мальчишка был храбрый и один из стражников, можно сказать, мне жизнь спас.
– Умыться? Завтракать и лошадей седлать?
– И еще руку перетянуть, бинты ослабли, и смазать мазью нужно.
– Все сделаю, господин, – он, было уже, пошел, но остановился. – Ах, да, чуть не забыл, трактирщик передал вам…
Ёган показал арбалет.
Солдат сразу понял, почему трактирщик пытался его оставить себе. Он, как был, в исподнем спустился вниз и взял арбалет в руки. Это было не оружие, это было произведение искусства.
– Сам он, конечно, передать мне его не захотел, – заметил солдат, разглядывая арбалет. – Теперь ясно, почему он хотел его припрятать.
– Ага, не захотел. Лежит,