В окопах Сталинграда. Виктор Некрасов
головой, точно клюет. Двое отстали. Наклонившись, что-то рассматривают.
Игорь толкает меня в бок.
– Смотри… видишь?
В том месте, где появилась первая партия немцев, опять что-то движется. Пока трудно разобрать что – мешает дождь.
И вдруг над самым ухом:
– Огонь!
Передний, в очках, тяжело опускается на землю. Его спутник тоже. И еще несколько человек. Остальные бегут, падают, спотыкаются, опять поднимаются, сталкиваются друг с другом.
– Прекратить!
Ширяев опускает автомат; щелкают затворы. Один немец пытается переползти. Его укладывают. Он так и застывает на четвереньках, потом медленно валится на бок. Больше ничего не видно и не слышно. Так длится несколько минут. Ширяев поправляет сползшую на затылок пилотку.
– Дай закурить.
Игорь ищет в кармане табак.
– Сейчас опять полезут. – Он вытягивает рыжую круглую коробку с табаком.
Немцы в таких носят масло и повидло.
– Ничего, перекурить успеем. С цигаркой все-таки веселее. – Ширяев скручивает толстенную, как палец, цигарку. – Интересуюсь, есть ли у них минометы? Если есть, тогда…
Разорвавшаяся в двух шагах от сарая мина не дает ему окончить фразу. Вторая разрывается где-то за стеной, третья – прямо в сарае.
Обстрел длится минут пять. Ширяев сидит на корточках, прислонившись спиной к стенке. Игоря мне не видно. Мины летят сериями по пять-шесть штук. Потом перерыв в несколько секунд, и снова пять-шесть штук. Рядом кто-то стонет высоким, почти женским голосом. Потом вдруг сразу тишина.
Я приподнимаюсь на руках и выглядываю в окно. Немцы бегут по полю прямо на нас.
– Слушай мою команду!..
Ширяев вскакивает и одним прыжком оказывается у пулемета.
Три короткие очереди. Потом одна подлиннее.
Немцы исчезают в овраге. Мы выводим бойцов из сараев, они окапываются по ту сторону задней стенки. В сараях оставляем только два пулемета – этого пока достаточно. У нас уже четверо раненых и шестеро убитых.
Опять начинается обстрел. Под прикрытием минометов немцы вылезают из оврага. Они успевают пробежать метров двадцать, не больше. Местность совершенно ровная, укрыться им негде. Поодиночке убегают в овраг. Большинство так и остается на месте. На глинистой, поросшей бурьяном земле одиноко зеленеют бугорки тел.
После третьего раза немцы прекращают атаки. Ширяев вытирает рукавом мокрый от дождя и пота лоб.
– Сейчас окружать начнут… Я их уже знаю.
В окно влезает Саврасов. Он страшно бледен. Мне даже кажется, что у него трясутся колени.
– В том сарае почти всех перебило… – Он с трудом переводит дыхание. – Осколком повредило пулемет… По-моему… – Он растерянно переводит глаза с комбата на меня и опять на комбата.
– Что – «по-моему»? – резко спрашивает Ширяев.
– Надо что-то… этого самого… решать…
– Решать! Решать! И без тебя знаю, что решать… Сколько человек вышло из строя?
– Я еще… не… не считал.
– Не