Тихий уголок. Дин Кунц
массовых убийц и маньяков.
– Даже пальца?
– Даже пальца.
– Потому что у тебя есть здравый смысл, да?
– Правильно.
Сэмпсон уставился на нее ясными, прозрачными глазами. Не в первый раз Джейн почувствовала, что лошади, как и собаки, с пятью – или даже шестью – обостренными чувствами понимали людей гораздо лучше, чем другие люди. В темном и неподвижном взгляде жеребца как будто читалось знание о страхе, который сама Джейн отрицала, о боли от потери мужа и необходимости быть вдали от своего ребенка.
После обеда, когда уже начало смеркаться, Джейн и Трэвис поиграли со светящейся летающей тарелкой и двумя собаками, а потом она прочитала сыну историю из книги, которую начала ему читать Джессика тремя днями ранее. Наконец он уснул. Джейн постояла над ним, зачарованная его лицом, в котором видела и Ника, и себя, после чего прошла в гостиную, примыкавшую к кухне.
Джесс и Гэвин сидели в креслах, собаки дремали у камина, единственного источника света; в нем потрескивали поленья, ярко вспыхивая, когда огонь начинал пожирать новую жилку смолы. Для Джейн приготовили кресло и бокал каберне на маленьком столике. Она была благодарна и за то и за другое.
Телевизор был выключен. Звучавшая в гостиной музыка несколько удивила Джейн. «Windham Hill», как ей казалось, не должен был особенно трогать ни Гэвина, ни Джесс. В запись входили сольные фортепианные номера Лиз Стори и Джорджа Уинстона, а также композиции Уилла Аккермана, исполненные на акустической гитаре[7].
Элегантная простота музыки и, конечно, горящий камин создавали в комнате атмосферу покоя. Джейн поняла, почему горит только камин, почему звучит музыка, когда после нескольких глотков вина произнесла первое, что пришло на ум:
– Что слышно из Филадельфии?
– Триста сорок подтвержденных смертей, – сказал Гэвин.
– И будет еще сотня, если не больше. И потом, столько раненых, обожженных, покалеченных, – добавила Джесс.
Гэвин положил сжатую в кулак руку на подлокотник, а другой рукой сжимал бокал.
– По телевизору говорят только об этом. Если пытаешься смотреть что-нибудь другое, у тебя возникает чувство… будто ты потерял человеческий облик.
– Черт побери, мы не будем это смотреть, – сказала Джесс. – Они делают так, что нет ощущения трагедии или ужаса. И это уж точно не военный репортаж. Это спектакль, и если ты разрешишь себе видеть в этом спектакль, твоя душа начнет превращаться в прах.
Джейн и Ник познакомились с Гэвином и Джессикой Вашингтон четырнадцатью месяцами ранее, в Виргинии, во время недельной кампании по сбору средств в пользу раненых воинов. Джесс участвовала не в соревнованиях для атлетов с ограниченными возможностями, а в общем забеге на пять километров и уступила Джейн лишь одну минуту.
Сразу же выяснилось, что все четверо – родственные души, и для этого не потребовалось долгих разговоров о положении в мире: хватило речевых нюансов, жестов, выражения лица, не сказанных слов, таких же важных, как сказанные. Четыре месяца спустя они
«