In carne. Алексей Владимирович Баев
любили их иные знатные фамилии. Ясное дело, все от зависти. Да и больно изворотливы оба – один по части дипломатии, другой во градостроительстве. И ведут себя как вольные менестрели: песню спел – гуляй смело. В смысле, дело сделал. А дела делали – что первый, что второй – результатом натурально залюбуешься.
Антон Иванович и сам был не первой известностью во своей фамилии. Являлся как раз внучатым племянником того Лефорта, над чьим гробом некогда император Петр Алексеевич что младенец рыдал. Того Лефорта, что отстроил во славу нового Отечества половину Москвы, бил шведов на Балтийских землях, учил турок с татарами при Азове. Того Лефорта, у коего и светлейший князь Александр Даниилович – в докняжескую свою бытность, конечно, еще босым отроком – в прислужниках бегал.
Люди старые говорят, что любил царь Петр Лефортова деда пуще родной души. И уважал, ценил златом и великим расположением. А стоило только отойти Францу Яковлевичу в мир иной – года не прошло – отдал Лефортов дворец тому самому Меншикову, а вдову, Лизавету Лефортову, с малолетним тогда сынком Иваном, будущим отцом Антоши, выселил во вдовий дом. В Москву, на край Кукуйской слободы. Ох, и горяч был Петр Алексеевич. И доверчив. Внял наветам подлых наушников, будто б вдова немчуру служивую на бунт подбивает. А когда правды дознался, дворец вернуть наследникам покойного товарища не смог. Не решился обидеть соратника своего Алексашку, так его перетак.
Малой Антоша с батюшкой своим – с Иван Францевичем – исколесил всю Европу. Отец не одной лишь фамилией – умом природным – таки добился царева признания, служил Главою Посольского Приказа. По долгу службы куда только не катался – и в Вену, и в Берлин, и в Рим, и в Париж. Как раз там, во французской столице, и познакомился с итальянским скульптором, что работал по найму лютецких монархов. С Бартоломео Карло Растрелли. А познакомившись, сдружился. К себе позвал. В Россию. Мол, нам такие нужны. Облик страны меняем, новую столицу возводим. Чтоб всем на зависть. А? Как тебе такое предложение? Императорский Зодчий Приказ – это вам не сарай на отшибе. Да и Петербург – не Монмартр.
Сказано – сделано. По рукам ударили и в дорогу. Бартоломео с сыном в Россию едут Петербург помогать отстраивать, а Иван Францевич с отроком их провожают. Чтобы лихие людишки жизни не лишили.
Так безо всякой охраны, и отправились Лефорты с Растрелии в восточные земли. По пути окончательно сдружились. Да и как не сдружиться? Иностранцы на службе русского Государя Императора, Самодержца Российского – иностранцы и есть. Главное слово. Одна судьба – одно счастье. Или горе, может. В тех же рощах куковать…
* * *
– Тиша, глянул бы, каких камушков на колонны матушка Лизавета Петровна с Антон Иванычем прислала? Ну, чего задумался? Не слыхал просьбы моей?
– Слыхал, Ахрамей Ахрамеич, как не слыхать. Смотрел ужо каменюки ваши. Да не каменьи они вовсе, а натурально катыши. Коньи, так их…
– Тихон, дурья твоя башка! Ты скорлупку-то отщипни,