Революция разума. Светлана Котт
себя, зачем… Почему я делаю это? Почему мне вдруг понадобилось изменить весь этот чертов мир, разнести в порошок? Все просто, так больше не могло продолжаться. Я мечтал расквитаться, мечтал освободить себя раз и навсегда. Другого выхода у меня не было. Они бы преследовали меня. Мир кому-то может представляться прекрасным, вдохновляющим, но только не мне. Из-за некоторых ублюдков он испорчен. Он мог бы быть лучше, если бы не они.
Я всегда чувствовал за собой предназначение, знал, что должен сделать что-то сумасшедшее. Я готовился изменить сегодняшний день, остановить стрелку часов, но все время трусил, отговаривал себя, выжидал. Но больше ждать я не могу. Сегодня все начнется, осталось сорок пять секунд, и я это сделаю».
«Я забежал в класс и убил своего учителя, которого ненавидел. Я выстрелил в него, он это заслуживал, так как насмехался надо мной в тот момент, когда я растерялся возле доски. Я видел на его лице насмешку, поэтому мечтал убить его. Сейчас он дергается в конвульсиях, и мне его не жалко, я рад, что он наконец-то сдох.
Лица моих одноклассников. У них были такие рожи, кто-то закричал, а я сказал заткнуться и направил на них пистолет. Они сразу умолки, их глаза, словно у мыши, загнанной в угол, сверкали от страха. Я посмотрел на Артема, его рожа выглядела отвратительнее всех, он знал, что я смотрю на него, и боялся, что следующим будет он. Ведь все эти годы он издевался надо мной, пихал голову в унитаз, читал всему классу мои переписки в телефоне, глумился, швырял вещи со своими уродами. Они здесь были, все были, для меня это была удача, все были в сборе.
Никогда еще сердце так бешено не билось. Я понимал, что назад пути теперь нет, мне оставалось только завершить начатое, и начать я собрался с Гриши. Он заодно с Артемом девятнадцатого февраля ровно в одиннадцать утра избивал меня, я не мог им дать отпор, их было много. Я направил пистолет на Гришу, он дернулся и начал отпираться:
– Эй, ты чего? Ты чего блин творишь? Какого хрена?
Он нервничал, такое ощущение, что готов был обоссаться от страха, как трусливый урод. Они должны ответить за все, что со мной сделали, если они думают, что смогут спокойно жить дальше, я сделаю так, что они никогда не забудут этот день. Я буду тем, кто сломает их психику, они ее не восстановят, я совершу революцию над ними.
– Девятнадцатое февраля одиннадцать утра. Ты три раза меня ударил ногой по голове, потом в живот, говорил, что мало, нужно еще.
– Слушай, я не хотел, прости меня! Прости!
Он встал на колени и зарыдал, как сопливая девчонка. Он выглядел таким жалким беспомощным уродцем, я не хотел на этом останавливаться:
– Сейчас ты трясешься за свою поганую жизнь, как последний ублюдок. Ты боишься, ведь я прямо сейчас могу выстрелить в тебя, я даже не моргну, когда это сделаю. Ты так боишься потерять свою гнусную жизнь, в которой отец – алкоголик, а мать – самая настоящая шлюха. Да, если кто не знал, его мать шлюха! И даже сейчас, когда любой другой убил бы меня за эти слова, ты стоишь как урод и боишься пошевелиться. А вот скажи, если бы мы были на войне, и я был бы твоим врагом, и я сказал, что сохраню тебе