Соблазнить верную. Татьяна Золотаренко
изволь любить и жаловать.
Эти ассистенты всегда принимались управляющим театра и самим светорежиссерем, а потому многих из них Ковалев в лицо не знал и знать не хотел. Для него главным являлся результат, который он требовал от ведущих специалистов в своей области. А подбор помощников, декораторов, прочего вспомогательного персонала – не его профиль.
– Все равно странно, что малознакомый человек обращается ко мне на «ты», – не особо желая продолжать беседу, Вадим отвернулся.
– Неужели это так важно? Я просто хотел предложить услуги, – тихо шепнул тот.
– Любопытно знать, о чем вы?
– Ты ведь увлечен этой девчонкой, так? – Пётр кивнул в сторону Анечки.
– Не твое дело! – вспышка ярости заставила режиссера отойти от официоза.
– Я просто хотел предложить помощь… – поторопился объясниться странный тип. – Возможно, нетрадиционными методами и малознакомыми… Но кое-что я в этом смыслю, и результат девяносто девять процентов из ста…
Как заманчиво это прозвучало! Взглянув в глаза собеседнику, Вадим заметил в них то же подозрительное лукавство.
– Я попробую своими методами… – растерянно ответил он, хотя порывался согласиться. – Традиционными.
– Не вопрос! – почему-то иронично произнес Пётр. – Если что, я всегда рядом. Найдешь меня, обсудим детали.
Вадим не отреагировал, но защемившее сердце будто противилось его согласию. Да что там за методы нетрадиционные? Он решит позднее. Сначала нужно понять эту чертовку. Потом уже станет ясно, стоит ли вообще игра свеч или нет.
Но понять не представлялось возможным. Поскольку Аня с Вадимом в своих отношения зависли на прежней стадии. Хотя какой-то перелом, безусловно, произошел. Только… какой?
Анечка с Сергеем репетировали трудно дающуюся обоим сцену, в которой нужно было донести до зрителя и драматизм в состоянии безысходности, и страсть, не подлежащую контролю, и трагедию губящей себя души.
Вадим словно ждал этого эпизода, как и подходящего момента, чтобы темпераментно вмешаться. Он даже вносил в сценарий правки, добавляя новые реплики и насыщая действия пьесы большей чувственностью, представляя на месте главных героев себя и Анну. Но на репетициях Вадим Яковлевич приземлял свои фантазии и «отделывался» только едкими замечаниями в адрес актеров.
Аня зажималась. Режиссер видел, как актриса пыталась спрятать что-то внутри себя, будто в скорлупе, начинавшейся самовольно, против ее воли, трескаться и распадаться. Что под ней, под этой скорлупой?
– Так, дорогие мои, это уже ни в какие ворота не лезет! – с возмущением вырвав из рук Сергея сценарий, Вадим вдруг заметил, что скомкал кипу листов одним рывком.
Нервно расправив их, он выдохнул и бросил строгий взгляд на обомлевшую Анечку, перепуганно вытаращившуюся на него. Опять! Снова этот растерянный и пугливый взгляд! Его куда более привлекала Анна, с которой он имел возможность общаться вне сцены. Но она будто куда-то запропастилась…
– Ладно, у нее не хватает