Пусть аисты вернутся!. Алёна Макаренко
жареный петя. С огромным детским восторгом, подкрепленным голодом, я схватила с земли это недоступное нам кушание, и вцепилась в него зубами. – Маргарита Степановна грустно улыбнулась.
– Папа сильно мучился, живя с моей матерью. Дошло до того, что он чуть не наложил на себя руки, но, к счастью, всё лишь закончилось разводом. Отец ушел жить к женщине с двумя детьми. Елена любила папу еще до его женитьбы на моей матери, поэтому просто не могла поверить своему счастью.
Я дружила с его новоиспеченной семьей. По крайней мере, мне там были рады, в отличие от моей собственной. Вася, пасынок моего отца, меня не любил, вернее ревновал ко мне.
А с его сестрой Галочкой мы дружили.
Очень я папу любила. Он всегда находил для меня время, слова утешения. Порой садил меня на колени и успокаивал, если меня обижали соседские мальчишки. Семью нашу недолюбливали; нас из-за маминых похождений обзывали всякими словами. Сама понимаешь, деревня – это одна большая «Кайдашевая семья», где все обо всех всё знают, сами судят и сами приводят приговор в исполнение.
В этот момент я посмотрела в лицо Маргарите Степановне: «Надо же, сколько судеб искалечили какие-то глупые законы», – подумалось мне. Одно только меня радовало – этот человек не зачерствел, она очень добрая, а как она детей спасает… «И я так буду стараться – быть человеком, во что бы то ни стало!» – с жаром решила я.
– Однажды я обиделась на своего отца, – грустно, почти со слезами, продолжила моя «подружка по несчастью», – он шел за руку с Васькой, и когда они поравнялись со мной, отец даже не глянул в мою сторону. До сих пор не знаю, может, он меня попросту не заметил, а может, сделал вид. Но со своей обидой я так и прожила всю жизнь, вернее уже не с обидой, а с болью. Потому что то была детская обида, а отца после этого я ведь больше не видела, аж до самой похоронки, которую мы получили с фронта…
Маргарита Степановна невзначай протерла глаза носовым платком.
– А что такое похоронка? – спросила я.
– Это извещение о смерти. Когда человек погибает на войне – это единственный документ для его семьи, подтверждающий гибель, – объяснила Маргарита Степановна.
– А может так быть, что похоронку прислали, а человек жив?
– Может, – ответила Маргарита Степановна. – И во время войн это случалось часто. Бывало, увы, наоборот. Когда близкие верят, что их муж, сын, брат жив, а он, оказывается, давно уже покоится, дай Бог не в братской, могиле. Но мой отец погиб, к сожалению. Поэтому не обижайся на близких по пустякам, Снеж.
Я вздохнула, подумав: «Как в детстве можно отделить пустяк от чего-то серьезного?»
– Елена отдала часть суммы, которая прилагалась к похоронке, моей матери. Каждый раз теперь, когда встречала меня на улице, она плакала и обнимала меня, называла именем папы. Вот это тот человек, кто меня по-настоящему любил. – Маргарита Степановна посмотрела на мое, скорее всего, вытянувшееся лицо. – Я не буду утомлять тебя рассказами о наших военных похождениях, поэтому буду заканчивать:
– После