Пусть аисты вернутся!. Алёна Макаренко
Какому делу? – Мои глаза расширились, а шок от услышанного сподвиг меня задать вопросы, молвив их «человеческим голосом», а не молчать, как дундук перед расстрелом.
Он раздраженно снял очки и посмотрел на меня:
– Не включай дурочку, не идет.
И я расплакалась. От себя не ожидала, что так будет, просто что-то не к месту порвался шнурок, стягивающий сосуд со слезами.
Маслов закатил глаза, встал, обошел меня, встал за спиной, взяв за плечи, подвел к стулу и налил стакан воды.
– Слушай, я понимаю, что ты, наверное, родилась с актерскими способностями, но я таких, как ты, здесь столько перевидал. Все равно тебе дорога в колонию, так что, наверное, так и напишу в заключении, а Вурда… Ирина Владленовна заберет тебя и отправит по назначению.
– Да что там написано? – не выдержала я и резко взмахнула руками; вода из стакана в моей правой руке расплескалась на какие-то его документы.
Я зажмурилась, потому что думала, что он будет на меня орать или вовсе ударит.
– Понятно, это надолго, – сказал он; развернул не слишком толстую папку с ленточками, где были написаны мои данные, и начал читать:
Гражданка: Горькая Снежана Дмитриевна.
Дата рождения: 26.04.1986.
На этом моменте он запнулся и посмотрел на меня:
– Надо же, Горькая еще и в такую дату родилась.
– А что? – не поняла я.
– Ничего, – буркнул он. – Раз даже этого не знаешь, то считаю, что запись о твоей полной педагогической запущенности и отсталости верна.
– Что? – опешила.
– Заладила, – не выдержал он, – «что, да что?» А ничего! Знать нужно, что это за дата, и сколько горя она принесла.
Я молчала, а слезы снова наворачивались, поэтому быстро стала пить оставшуюся в стакане воду.
– Итак, новоявленный криминальный элемент, продолжаю:
Отец: неизвестно где.
Мать: проститутка, алкоголичка и шизофреничка.
Дед: мошенник.
Я вскочила на ноги и выдрала из его рук папку:
– Да руки ж не отсохнут такое писать! Да как можно? Я только дедушку похоронила, да как вы можете? – в бессилии опустилась обратно на стул. – За что вы так? Вы разве не люди?
Он посмотрел на меня без былого раздражения, молча забрал папку из моих рук и уже молча прошелся по «моему» делу. Иногда он, скорее себе, вслух зачитывал какие-то моменты «моей» биографии, прохаживаясь по комнате, заливая пакетик чая кипятком, размешивая сахар в чашке. Правдой было, что меня на короткий срок поставили на учет в РУВД, но это ведь было по ошибке. Тут же написано, что я «неоднократно привлекалась», «состояла на учете в этой комнате милиции», «занималась воровством и мошенничеством», «тунеядством» и «попрошайничеством».
– Я не «тунила» никаких ядов, – снова сказала я, не понимая значения слова «тунеядство».
Сергей Владимирович с легкой усмешкой дочитал последнюю страницу опуса и поставил передо мной чай.
– Что тут правда, кроме имени? – спросил он.
Я не могла