Трое против Нави. Сергей Анатольевич Остапенко
все потеряно, – обрадовался я. – Сегодня я тебя обыграю.
– Из этой позиции тебе не выиграть никогда. Спорим, что победа моя?
– На что?
– На желание.
– Годится, – решился я.
Юдин имел весомое преимущество. Он наседал со всех сторон, шаховал, но мат поставить не мог. Я, как мог, защищался, зацикливаясь на идее провести свою проходную пешку на его сторону. Саня самонадеянно не обращал на эти попытки никакого внимания, пытаясь поскорее со мной разделаться. Казалось, цель его близка, но моя пешка, улучив момент между его шахами, медленно продвигалась вперед.
– Верни-ка моего ферзя! – повеселел я, ставя пешку на поле Н8.
– Надо же! – процедил Саня. – Тебе это удалось. А я не верил.
– Я тоже, – сказал я.
Теперь мои дела пошли на поправку, но и Юдин отступать не собирался. В итоге партия завершилась вничью.
– Как быть с призовым фондом? – осведомился я. – Никто никому не должен?
– Наоборот. Ты исполняешь, мое желание, а я – твое.
– Ладно. Будь по-твоему.
Мы убрали фигуры в доску и, не разуваясь, упали на кровати. В теле все ныло. С эмоциями творилось нечто невообразимое. Делать ничего не хотелось, а готовиться к экзамену – тем более.
– Мое здоровье резко пошатнулось, – гробовым голосом заметил Шурик. – Я буду жаловаться на работников кафе. Чего они в пирожки натолкали?
– По-моему, дело не в еде, – горестно сказал я. – У тебя абстинентный синдром.
– Может быть. Если дело в этом, нужно выпить. Хочешь?
– Не-а.
– Зануда. Выставляешь меня алкоголиком.
– Экзамен ведь. Да и с Танюхой нужно поговорить.
– А, ну да. Валяй. Горячий, цветной, ароматизированный привет ей.
– Угу.
Я с трудом поднялся и, шаркая обувью, подался на другой конец общежития. В коридорах было пусто, если не считать снующих по лестнице гонцов за снедью и выпивкой, которые делились на тех, кто налегке спускался, и тех, кто, выполнив миссию, возвращался с поклажей. Спустившись на первый этаж, я пошлепал в соседний корпус. Мне почудилось, что у входа за мной наблюдает бородатый субъект с длинными всклокоченными волосами, одетый в хипповские лохмотья. Я хмыкнул и позабыл о нем. Меня волновало другое. Нужно было найти слова, чтобы пронять Таню, а у меня в голове был полный вакуум.
Я постучал в дверь комнаты, где жила Солодовникова, и мне открыла одна из ее подруг, то ли Оля, то ли Люся.
– Привет, – сказал я. – Таня здесь?
Девушка смутилась.
– Ее нет, – прошелестела она. – Таня как-то странно себя вела, потом собралась и ушла куда-то. Я спросила, куда это она, не на свидание ли, а она грубо ответила, что, да, мол, на свидание. А потом…
Кровь прилила мне в голову, сердце забилось, словно курица, которой оттяпали голову.
– Извини, – сказал я. – Пока.
Я поплелся назад, даже не прислушиваясь к ее словам, хотя она окликнула меня и что-то тараторила вслед, эмоционально размахивая утюгом. Мои движения были похожи