Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц. Борис Акунин
преобразователь еще дышал, еще метался в агонии, а неподалеку, прислушиваясь к крикам умирающего, уже бились между собой две партии: одна стояла за жену, другая за внука.
На стороне императрицы в основном были неродовитые выскочки, пробившиеся наверх благодаря энергии, дарованиям и царской милости. Во-первых, конечно, Меншиков, чье влияние в последнее время, правда, сильно поколебалось – государь устал от воровства светлейшего и лишил его ряда важных должностей. Александра Даниловича ненавидели за высокомерие и нахрапистость; он должен был ощущать себя в большой опасности. Примерно в таком же положении находились его союзники, двое руководителей «грозных» ведомств: генерал-прокурор Павел Ягужинский и глава Тайной канцелярии Петр Толстой.
Им противостояли люди не менее серьезные, отпрыски древних фамилий. Во главе их стоял сенатор князь Дмитрий Голицын, человек умный, решительный и, в отличие от остальных, не просто заботившийся о личном интересе, но имевший политические убеждения (в свое время мы с ними ознакомимся). Он был силен еще и поддержкой брата, лучшего русского полководца Михаила Голицына, который в политических интригах не участвовал, но привык во всем слушаться старшего родственника. К этой же партии принадлежал знаменитый фельдмаршал Аникита Репнин, сменивший Меншикова на посту президента Военной коллегии.
Предводители остальных родов войск – командующий флотом Федор Апраксин и начальник артиллерии Яков Брюс – особенной активности не проявляли, поскольку первый был вял характером и болен, а второй мечтал лишь о том, чтоб удалиться на покой и заняться науками. Тихо себя вел и славившийся осторожностью канцлер Гаврила Головкин, дожидаясь исхода противостояния, чтобы примкнуть к победителям.
Позиция Екатерины – женщины, простолюдинки, иностранки – выглядела слабой. Хоть несколькими месяцами ранее ее и провозгласили императрицей, но в народном сознании этот новый титул ничего не значил, да и с точки зрения европейских держав царевич Петр, племянник австрийской императрицы, был несравненно легитимней.
Некоторые отечественные историки поддались искушению изобразить этот конфликт как столкновение между «старым» и «новым» – между родовитой аристократией, косными приверженцами старины, с одной стороны, и «птенцами гнезда Петрова», продолжателями его дела, с другой. Однако возвращаться к старине, отказываться от трудно доставшегося величия никто не собирался, а глава «ретроградов» Дмитрий Голицын, один из самых образованных людей эпохи, был несравненно просвещенней «прогрессивного» Меншикова.
Участники расправы над несчастным царевичем Алексеем очень боялись, что сын покойного впоследствии станет им мстить. Именно поэтому не увенчались успехом попытки Дмитрия Голицына прийти к компромиссу: провозгласить Петра императором, а Екатерину – регентшей до его совершеннолетия.
Страх – более мощный мотиватор, чем политические убеждения. В случае поражения «княжескую»