Тайные знаки древней Руси. Валерий Чудинов
есть 13, тогда как в «алфавите Хараппы» это СТИ, ТЯЖ, ХЕС, и МОЛ – всего 4. И тут тоже падение в три раза. Еще компактнее у него силлабарий Фестского диска, репертуар знаков которого у него уложился в 47 знаков, из которых двусложных четырех буквенных всего два (ВЕСЯ и СИРА), а трехбуквенных тоже два (АТИ, ПОУ) и еще один вариант прочтения ТЯ как ТИА или, скорее, как ТИА. Кстати, если ОУ рассматривать как дифтонг, то и ПОУ можно перевести в односложные образования, и тогда на фоне 47 преимущественно двухбуквенных слогов (отдельных букв всего 4, ибо И и Я можно рассматривать как ИИ и ИА) исключение составляет всего одна позиция, ИТА (ОРЕ, с. 79). Тем самым в данном случае перед нами почти строгая акрофония, произвол тут минимален.
Из изложенного я делаю вывод: Орешкин в своих исследованиях, по мере совершенствования акрофонии от крайне произвольной к почти строгой, шел в последовательности ЕГИПЕТСКОЕ ПИСЬМО – ИНДИЙСКОЕ ПИСЬМО – ФЕСТСКИЙ ДИСК. Этот вывод нам пригодится при анализе творчества других русских эпиграфистов.
Однако, к огромному сожалению, так устранялся лишь один вид произвола, второй по нашей терминологии, – по количеству выделяемых первых знаков слова. Но при этом оставалась фантазия в самом названии изображенного предмета, то есть произвол первого рода. Так, на первом знаке в репертуаре знаков Фестского диска изображена фигура идущего человека, которого можно назвать по-разному: ЧЕЛОВЕК, ФИГУРА, ИДУЩИЙ, ПРОХОЖИЙ и, соответственно, выделить слоги ЧЕ, ФИ, ИДУ, ПРО. У Орешкина мы читаем ЧИ (ОРЕ, с. 79). Следовательно, рассуждаем мы, перед нами ЧИЛОВЕК (!). То есть логика здесь как-то понятна (выделение ЧЕ), но далее она утрачивается (ЧИ вместо ЧЕ). А вот на позиции 12 изображено нечто круглое с крапинками, что можно принять за ЩИТ, или за КРЫШКУ, или за ТАРЕЛКУ, или за БЛЮДЦЕ. Однако вместо значения ЩИ, КРЫ, ТА или БЛЮ мы видим значение ТЯ – возможно, это ТЯРЕЛКА (!), то есть логика утрачивается снова. Становится понятным, что любой другой человек, действуя таким же методом, выявит (то есть нафантазирует) другие звуковые значения тех же фигурок Фестского диска.
Между тем, П.П. Орешкин убежден в обратном: «Легко убедиться, что одни и те же знаки я неизменно читаю ОДИНАКОВО. Совершенно ясно, что при этих, строго ограниченных условиях, полностью исключается возможность ПРОИЗВОЛЬНОЙ подстановки букв» (ОРЕ, с. 76). Конечно, одинаковость чтения всех знаков текста Фестского диска ПО СИЛЛАБАРИЮ исключает произвол, произвол чтения. Но ведь сам силлабарий составлен ПРОИЗВОЛЬНО! Следовательно, перед нами показан произвол в гораздо более важном звене, ПРОИЗВОЛ ДЕШИФРОВКИ!
Продолжая мысль, Орешкин пишет: «Становится просто немыслимым ПОДОГНАТЬ сюда грамматически строго согласованный, совершенно четкий по смыслу взаимосвязанный текст, к тому же текст – с этими, столь восхитительно древними и в то же время столь нам близкими и родными грамматическими формами. ЭТОГО НИКОМУ НЕ УДАСТСЯ СДЕЛАТЬ» (ОРЕ, с. 76). Сказано весьма патетично и теоретически верно. Но только теоретически, когда мы имеем дело со сложными грамматическими конструкциями.