Матерь Бездна. Денис Назаров
издавая громкие, противные звуки горлом, отчего Алексею хотелось это самое горло сдавить, а затем разбить голову этого тощего недомерка о грязный бетонный пол.
Мальчишке наверняка едва исполнилось восемнадцать, но сам он себя считал уже чуть ли не главным адептом Матери. То и дело цитировал манифест, перебивал остальных, как они сами себя называли, «братьев» и явно считал себя выше других. Москарева бесило его самодовольство, бесило все их идиотское сообщество. Никто из них не имел права вообще хоть что-то говорить о Матери. Она не общалась с ними, несмотря на их постоянные заверения в обратном.
Они были ничем не лучше подростков, возомнивших себя ярыми сатанистами и собирающихся на кладбище ночью, чтобы осквернять могилы. Единственное отличие – эти ребята не верят ни в бога, ни в дьявола. Да и Мать, как полагал Москарев, всерьез не воспринимают. Но именно она привела его сюда, заставила прийти уже в третий раз, чтобы принять участие в нелепом ритуале, когда они зачитывали манифест, а после делились друг с другом якобы откровениями Матери.
К Алексею они сначала отнеслись с опаской, но, когда он нехотя поделился собственной историей, с радостью приняли его в свои ряды и даже поглядывали на него с уважением, – все, кроме этого тощего идиота. Алексей внутренне посмеивался над ними, просто дожидаясь, когда наконец все это закончится и Мать поведет его дальше.
Парень с водой покосился на Москарева, заметил его раздраженный взгляд и опустил бутылку, громко рыгнув.
Алексей поморщился и пробурчал:
– Когда уже твои дружки явятся?
Худощавый посмотрел на часы.
– Уже должны быть! Но если ждать не хочешь, можешь идти.
Москарев хмыкнул и сплюнул на грязный пол.
Через минуту в помещение старого завода ввалились остальные трое «братьев». Выглядели они почти одинаково, разодетые в модные, но непонятные Алексею одежды. Они называли свои имена, но он их не запомнил, даже лица парней казались ему одинаковыми. Он смотрел на них сквозь свой внутренний фильтр, который отодвигал на задний план все, что казалось Алексею неважным. У него была цель, на лишнее он не отвлекался.
Парни были навеселе. О чем-то шутили и громко хохотали, но, заметив недовольное лицо Москарева, утомленного ожиданием, вмиг успокоились. Приглушили голоса, перестали ржать.
Пожали руку Москареву и зашептались о чем-то между собой.
Алексей посмотрел на улицу через пустую оконную раму. Солнце почти село: пора начинать, чтобы побыстрее покончить с этим.
Он не понимал, по каким причинам Мать требовала, чтобы он сюда приходил, что он должен тут увидеть? Что могут открыть ему эти недоноски? Но раз так она решила, значит, смысл был. Может, кто-то из них должен стать следующим?..
– Алексей! – позвал один из парней в длинной, болотного цвета куртке ниже колен, напоминающей потрепанный мешок или безразмерное одеяние средневекового крестьянина. – Пойдемте.
Парни двинулись по коридору. Москарев медленно поднялся, размял затекшие ноги и пошел за ними, чувствуя запах