Безымянная. Часть1. Путеец. Алексей Владимирович Павлюшин
«заправского» плагиатора или пародиста о том, что это только то, что известно лично ему, тогда как всё остальное вполне может иметь больше подробностей и подоплек, вместе с тем приобретая способность изменить суть рассказанного им до неузнаваемости.
Итак, оказалось, что нищий этот, перед тем как им стать, занимал куда более приличную социальною нишу, имел степень в области философии и преподавал в гуманитарном университете. Слыл среди коллег новатором и обладателем нестандартного взгляда на вещи, что ничуть не умаляло крепкое академическое образование. Семьей обзавелся еще в молодости и что называется – по любви, хотя на тот момент у него имелся иной выбор, но жилки карьериста он в себе так и не обнаружил, отчего смог свободно считать себя человеком способным на выбор. Как изначальный смысл обретения семьи – имел дочь.
После пятидесяти вдруг решил, что нужно прекратить жить чисто механически, говоря об этом так: «Изучение чужих философских течений сродни каждодневному удовлетворению физиологических потребностей – утоляет голод и приближает старость, а вместе с тем пора жить и для собственного ума», и взялся за изложение своей собственной философской теории.
Сформировав первые заготовки, сформировав основные тезисы того, что должно впоследствии стать теорией, набрался храбрости и явил их миру, использовав для этого трибуну в одном из своих выступлений на каком-то ученом совете.
Заготовки его теории потерпели сокрушительный провал. Это было то самое – фиаско, о котором как правило говорят в заведомо преувеличенной манере, но конкретно здесь это определение самым точным образом отражало самую суть этого итальянского заимствования, в том числе и в его прямой форме, если переводить его как «бутылка».
Нет, алкоголь здесь оказался ни при чём, хотя несколько позже, но теперь это говорило о том, что он таки «залез в ту бутылку», в которую так не рекомендует влезать расхожая русская поговорка, и получил за это сполна, как водится, узнав о себе массу нового.
Возмущенные коллеги восприняли его выступление как демарш. Своеобразный вызов существующему положению вещей, кажется, совершенно зарывшись в привычных устоях и приняв новое веяние в философии как противоположение общественным нормам, хотя ни о чем подобном речи не шло. В любом случае из него теперь планомерно делали образцово показательный пример наказанного за вольнодумство, кажется совершенно забыв, что теоретическая философия – это в некотором смысле и есть сформулированное и четко выверенное вольнодумство с последующем помещением ее в рамки физических и ментальных, словом, естественно природных порядков. Но вместо того чтобы предоставить его теории эти самые рамки, ее назвали сырой, рыхлой и «бессмысленно революционной», и это в самом гуманном варианте, его попросили написать заявление об увольнении по собственному желанию, а когда он отказался, присмотрелись к его занятиям более пристально и, изыскав незначительные отклонения от одобренной и заверенной программы, просто уволили по статье с формулировкой «не полное служебное соответствие», проще говоря,