Шерли. Шарлотта Бронте
негодования, недобрым словом поминая события прошлой ночи.
– Quelle idée! Уничтожать станки… Quelle action honteuse! On voyait bien que les ouvriers de ce pays étaient à la fois betes et méchants. C’était absolument comme les domestiques anglais, les servantes surtout: rien d’insupportable comme cette Sara, par exemple![23]
– Она кажется мне опрятной и трудолюбивой, – заметил Мур.
– Не знаю, кем она кажется, и не стану утверждать, будто она грязнуля или лентяйка, mais elle est d’une insolence![24] Вчера спорила со мной четверть часа о том, как готовить говядину, и заявила, что я развариваю ее в лоскуты; что англичане не стали бы есть наш bouilli, и что бульон – лишь жирная теплая вода, а что до choucroute[25], то она к ней даже не прикоснулась бы! Тот бочонок, что стоит у нас в подвале – я весьма удачно заквасила его, – она обозвала помоями, то есть кормом для свиней! Эта девчонка меня изводит, и все же расстаться с ней я не могу, потому что другая будет еще хуже. Представляю, как ты мучишься со своими рабочими, pauvre cher frère![26]
– По-моему, ты не очень-то счастлива в Англии, Гортензия.
– Мой долг – быть там, где находишься ты, брат. Однако я действительно имею тысячу причин тосковать по нашему родному городу. Здесь буквально весь свет кажется мне дурно воспитанным. Мои привычки тут считаются несуразными. Если девушка с фабрики заглянет к нам в кухню и увидит, как я готовлю обед в этих юбочке и кофточке (ты ведь знаешь, что я не могу доверить Саре ни одного блюда), то она станет надо мной насмехаться. Если я принимаю приглашение на чай, что случалось раз или два, то ощущаю, как меня задвигают на задний план; я вовсе не получаю того внимания, которого достойна. Подумать только, из каких славных родов мы с тобой происходим, – взять хоть Жераров, хоть Муров! Мы имеем право требовать определенного уважения и чувствовать себя уязвленными, когда нам в нем отказывают. В Антверпене со мной всегда обращались с почетом, а здесь, стоит мне открыть рот, как все полагают, будто я разговариваю по-английски с нелепым акцентом, в чем я лично сомневаюсь – ведь я произношу звуки идеально!
– Гортензия, в Антверпене мы были богачами, в Англии нас считают за бедняков.
– Да! Люди здесь корыстные. Опять же, дорогой брат, в прошлое воскресенье, как ты помнишь, было очень сыро, поэтому я отправилась в церковь в своих опрятных черных сабо – в большом городе такие, конечно, не наденешь, но ходить по деревенской грязи обуви лучше нет. И вот, пока я шла по проходу между скамьями, вся такая сдержанная и умиротворенная, как обычно, четыре леди и столько же джентльменов засмеялись и закрыли лица молитвенниками!
– Ну надо же! Не носи больше свои сабо. Я ведь говорил, что они не вполне годятся для этой страны.
– Роберт, это же не обычные сабо, какие носят крестьянки! Говорю тебе, брат, это sabots noirs, très propres, très convenables![27] В Монсе и Лёзе – городах, расположенных не так уж далеко от элегантного Брюсселя – люди почтенные редко носят зимой иную обувь. Пусть бы кто попробовал пробираться по грязи фламандских chausses[28] в парижских ботиночках,
Что за нелепая идея! … Какой позор! Ясно, что рабочие в этой стране глупы и злобны, да и английская прислуга не лучше, особенно служанки. Взять, к примеру, нашу поистине невыносимую Сару! (
Но она такая нахалка! (
Квашеная капуста (
Бедный дорогой брат (
Черные сабо, вполне качественные и приличные (
Дороги (