Жены и фаворитки. Жюльетта Бенцони
письмо. – Как несправедливо, что у такой разумной и образованной девушки нос – самая приметная часть лица! – И маркиз надолго погрузился в горестные размышления. Он думал о том, что королю может не понравиться Мария-Кристина, которая совсем не походила на придворных жеманниц, ловко строивших глазки и с радостью завлекавших в свои сети первых попавшихся кавалеров. – Да бог с ним, с носом! – махнул наконец рукой маркиз. – Не суть важно! Ведь стоит заговорить с принцессой, как о носе тут же забываешь. Господи, как бы я хотел, чтобы у нашего дофина была такая жена! Тогда бы он наверняка распрощался со своей меланхолией и с утра до вечера слушал бы остроумные рассуждения Марии-Кристины. Но для этого я должен убедить короля в том, что лучшей невесты для принца ему не найти…
Дипломат слал на родину депешу за депешей. Он то расхваливал девушку, то, спохватившись, принимался так скрупулезно описывать ее внешность, что отдельные черты совершенно заслоняли общий облик. Людовик не знал, что ему делать, и в конце концов отправил в Мюнхен своего любимого художника – совсем юного де Труа.
– Мы хотим знать истину, – напутствовал его король, – поэтому не пытайтесь ничего приукрасить. Рисуйте принцессу такой, какова она есть.
– Я непременно исполню волю Вашего Величества, – заверил портретист и поехал в Баварию.
– Что ж, молодой человек, – при первой же встрече заявил ему Круасси, – я рад, что наш повелитель так высоко ценит ваш талант живописца. Попробуйте передать кистью то, что не удалось мне, работавшему лишь гусиным пером. Бог вам в помощь. Надеюсь, вы не станете возражать, если я понаблюдаю за тем, как вы работаете?
– Это большая честь для меня! – с преувеличенной горячностью воскликнул юноша. – Вашим тонким вкусом восхищается вся Франция!
– Ну-ну, – пробурчал Круасси. – Я действительно знаю толк в женщинах и лошадях, но какое до этого дело целой Франции?
Время шло. Людовик с нетерпением ждал, когда же де Труа пришлет ему портрет принцессы, и так волновался, что это заметила даже королева. Мария-Терезия редко видела своего сиятельного супруга, но на парадных обедах они все-таки встречались, и однажды королева не выдержала.
– Сир, – спросила она шепотом, после того как Людовик испачкал кружево манжеты густым коричневым соусом и принялся рассеянно слизывать его, не обращая ни малейшего внимания на изумленные взгляды нескольких иностранных посланников, – что с вами творится? Уж не больны ли вы?
– Проклятый флюс! – с досадой отозвался Король-Солнце и заправил мокрую манжету под рукав камзола. – Щека раздута уже вторую неделю, так что лицо скособочилось и рисовать его нельзя!
Королева с интересом посмотрела на аккуратно нарумяненное и набеленное лицо мужа и не обнаружила на нем никаких признаков флюса.
– А что говорит лекарь? – спросила она после некоторого раздумья.
– Лекарь! – презрительно фыркнул король. – Да что он может сказать? Ему лошадей пользовать, а не знатных особ!
Мария-Терезия