Вид на битву с высоты. Кир Булычев
больше часа. Что ты думаешь?
– Это очень похоже на фантастическую правду, – сказала Катрин. – Знаешь, на ту правду, которая порождена трезвым сознанием. Без логических провалов. А тебя в самом деле нашли в горящем лесу?
– Я думал, что рассказывал тебе об этом.
– Как видишь, упустил. И я не спросила.
– Принести еще кофе?
– Давай.
Я принес две чашечки и поставил на стол.
– Что же мне теперь делать? – спросил я.
– Наверное, ничего, – сказала Катрин. – А может быть, ждать, не вернется ли он снова?
– Он может вернуться?
– Одно время мне снился один и тот же сон, правда, с вариациями, раз сто. Он мне так надоел, что я боялась идти спать.
– И о чем был сон?
Катрин задумалась. Я видел, как в ней борется желание поведать мне правду или, воспользовавшись случаем, удариться в какую-то выдумку.
– Сон был о том, – решилась она наконец, – как мы с тобой расстаемся. По моей вине.
– Вот это уже интересно.
– Но в отличие от твоего сна мой – чистая правда.
– Мой сон тоже был чистой правдой.
– Неужели не понимаешь, что твое подсознание боролось с невозможностью объяснить с помощью Дарвина и Тимирязева некоторые свойства твоего организма?
– Значит, свойства существуют?
– Разумеется.
– Это уже шаг вперед. А может, допустить, что я космический подкидыш?
– Есть такая версия, – спокойно ответила Катрин.
Я готов был ее разорвать – еще не хватало, чтобы и она оказалась пришельцем, готовым утащить меня с Земли.
– Не думай, что я – космический странник, – сказала Катрин. – Но сейчас я тебе расскажу мой сон и боюсь, что ты повернешься и уйдешь. А мне этого не хочется.
– Тогда не рассказывай.
– Я должна. Я обязана.
– Ну ладно, Катюша, если тебе не хочется.
– Сон такой: я работаю в Институте экспертизы.
– Нашла чем удивить!
– Но ты ни разу не удосужился спросить, чем мы занимаемся.
– Я знаю. Теорией криминалистики.
– Лучше бы спросил, чем гадать.
– Это секретная фирма.
– Настолько, насколько идиотов не пускают внутрь, чтобы они не сломали ценные часики.
– Значит, тебе рекомендовали познакомиться с космическим уродом? – догадался я. И мне стало грустно. Лучше бы я улетел.
– Рекомендовали, – сказала Катрин.
Чего ей стоило промолчать!
– Больше можешь ничего не говорить, – сказал я.
Катрин не стала возражать. Она смотрела на дождь, а я видел ее четкий профиль. Мне было видно, как блестят ее глаза, словно она собиралась разреветься.
– С моей склонностью к анализу... – начал я.
– С твоей чертовой склонностью все препарировать, словно перед тобой не люди, а бабочки!
– На этот раз в роли бабочки выступаю я. И мне, признаюсь, грустно. Потому что, если бы на твоем месте сидел некий гражданин Кошкин, я бы повернулся, ушел и забыл бы о Кошкине. А ты меня обидела.
– Честное слово,