Три плюс одна. Петр Ингвин
сами превратились в хлипкие пирамидки, стоило достать их из круглых упаковок – каркасы состояли из пружинящих трубок. При сборке большой понадобилась смекалка. Здесь каркас собирался из коротких планок, они вставлялись друг в друга и создавали сложные арочные конструкции. Место под палатки определил Мирон – на площадке, что возвышалась над остальным берегом на пару десятков сантиметров. Вроде бы мелочь…
– От дождя, – пояснил Мирон.
Рита уважительно кивнула и, прихватив кроссовки и белый спортивный костюм с загогулиной дорогого бренда, на карачках вползла в первую же палатку. Тонкие стенки зашатались от возни внутри. Фаня с таким же белым и на посторонний взгляд ничем, кроме трилистника вместо загогулины, не отличавшимся костюмом шагнула к другой палатке. На полпути она в задумчивости остановилась.
– Коля, вытри мне, пожалуйста, спину и везде, где мокро, – попросила девушка, прислушиваясь к чему-то.
Бизончик хрюкнул от застрявшего в горле смешка. Оленька ткнула его локтем, Фаня с укором покачала головой.
Ник стоически принял протянутый носовой платок – других тряпок, кроме одежды и брезентовых упаковок от палаток, в лагере просто не было. Фаня повернулась спиной, он поднял руку… и теперь уже все услышали дерганный взвывающий шум. От неумения водителя газовать. Кидавшийся грязью стальной жук рос на глазах, зигзагообразная траектория сначала выглядела смешно. Когда выровнялась, сидевшие на корточках Бизончик с Оленькой вскочили на ноги, выглянувшая Рита не выдержала:
– Ослепли, что ли?!
Красный внедорожник летел прямо на лагерь. Ник испытал нечто вроде экстаза самоубийцы, когда роковой порез сделан, и изменить ничего невозможно – через миг тебя сметут и раздавят, все кончено. А глаза вдруг замечают красоту картины – алый ореол светила, что медленно тонет за забором далекого леса, битву фиолетовых и сиреневых облаков, окрашенную в траур почву в позолоте упавших колосьев…
И неотвратимую, несущуюся навстречу смерть-любовь, растоптавшую веру-надежду и забиравшую в покой-бесконечность.
Сволочное подсознание нарисовало ту же красоту, как станет выглядеть через миг: с глухим чавком соударение живого и неживого, ошметки мозгов на лакированном капоте, разбросанные по земле свастики тел, у которых опорожнились оставшиеся без контроля кишечники…
Не зря сказано: во многой мудрости – много печали. Кое-каких подробностей лучше было не знать.
В последний момент водительница вырулила, и управляемые нежными ручками три тонны железа ухнули в воду. Часть вещей на берегу накрыло волной, шашлычнику с подругой тоже досталось. Обрызгало и палатку, где с визгом скрылась Рита. Метрах в двадцати от берега буксующие задние колеса зарылись в ил, на глубине примерно по колено машина завязла, презрительно фыркнула на прощание и заглохла. Ниже уровня воды оказались не только подножки, но и часть дверей, если открыть – затопит по самые сиденья. Не будь вседорожный монстр создан для преодоления водных преград, внутри уже плескалось бы море.
С