Лаборатория странных тел. Игорь Анатольевич Верещенский
вчера… корни там, камень попался… но зарыли надёжно.
Главврач вычеркнул кого-то в ежедневнике, а затем поучительно погрозил своему заместителю ручкой:
– Вот, учитесь, Альберт Карлович, как нужно выполнять работу. Всего единственное требование – качественно! Сколько ещё осталось, Василий Павлович?
– Двое ещё. И несколько животных. Но там так, по мелочи. Заморозить успели, так что думаю льву скормим.
– Ну смотрите, лев не станет жрать тухлятину. Не траваните мне его, и так еле достали.
– Обижаете! – Снова простодушно поднял свои незатейливые брови завхоз, – льва лучшим мясом кормим. Витамины для шерсти даём. Грива будет, какой не видывали.
– Ладно… так, двое, двое… минотавр наш неудавшийся, насколько я помню, и… э…
– Да придурок этот, с лицом осьминога. «Пиратов» насмотрелся…
– А-а! Вот что делают деньги в сочетании с глупостью. Надо ж такое выдумать! А потом кто-нибудь найдёт это через сотни лет и будут учёные головы ломать и думать, что нашу землю посетили инопланетяне. А на самом деле всё, как и всегда, проще гораздо… подождите-ка, сколько же он там лежит?
– С прошлого года.
– Ничего себе!
– Всё очередь не дойдёт. Много захоронений последнее время…
– Тут ты прав, Василий Палыч. И, кажется, я даже догадываюсь, кто к этому руку приложил!
Альбер Карлович уже не реагировал. По лицу его волдырями и судорогами бродила злоба. Главврач как будто смягчился:
– Ладно вам, прекращайте дуться. Видите же сами, что виноваты.
– Я не понимаю, почему из всех присутствующих именно ко мне вы относитесь с таким пристрастием.
– Потому что именно ваша работа вызывает больше всего нареканий, и это по-моему очевидно.
– Это как посмотреть, – буркнул зам и метнул очередную порцию молний в присутствующих.
Анжелика Юрьевна в такие моменты обычно закатывала глаза и с презрением отворачивалась, но она реагировала хотя бы как-то, а вот воздействовать телепатически на Василия Павловича было совершенно невозможно: он как сидел с самым непосредственным видом, так и остался, лишь, может быть, простые брови его чуть приподнялись, выражая на этот раз усмешку. Альберт Карлович ненавидел эти брови так же, как и бороду Гюстава Грантовича. Ему хотелось взять их с краю и отодрать раз и на всегда, вместе с дермой, чтоб уж наверняка. Медсестра Марина имела особенность огрызаться на его замечания. Формально его подчинённая, она ни в грош не ставила своего руководителя и выполняла его поручения, как ему казалось, из великого снисхождения. Заместитель кипятился, как переполненный чайник, жаловался Анжелике Юрьевне, но та опять томно закатывала глаза и для вида делала Марине замечание, в силу которого не верила сама. Так продолжалось изо дня в день, и нервная система каждого, в том числе и Гюстава Грантовича, неумолимо истончалась. Он вынужден был отвлекаться от научной работы и постоянно контролировать деятельность персонала, хотя по идее эта функция возлагалась на заместителя. И это уже порядком ему надоело.