Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв.. Владимир Шигин
ее рубить, и в это время якорь, раскачиваемый жестоким волнением, ударяя беспрестанно одним из своих рогов в судно, пробил обшивку, и вода хлынула в большом количестве по всему трюму.
Спустить якорь на кран-балку, обрубить мерзлую веревку было делом одной минуты. Шкиперский помощник первый увидел течь и известил об этом начальника. Все меры против оной оказались тщетными; наконец, после многих бесполезных усилий, решено было, отрубив якорь, спускаться прямо на Толбухинский маяк, видимый от Стирсудена, и стать там на мель, чтобы, по крайней мере, можно было поблизости к берегу спасти людей. Отрубили канаты, распустили паруса, пошли. Течь начала усиливаться.
Отчаяние овладело всеми. Увещевания начальника не действовали: близкая смерть и неизвестность, в состоянии ли будет судно дойти, не затонув, до маяка, сделали всех глухими к приказаниям. Начали прощаться между собою; все побежали переменять на себе белье по старинному русскому обычаю. Наконец вода в судне так распространилась, что переменявшие внизу белье – иные, не успев выскочить, остались там, другие выбежали в одних рубахах, и судно, не дошедши саженей ста до маяка, село на дно, так, однако, что вода не покрывала верха судна.
Со всем тем волнение столь было жестоко, что бриг начало сносить с мели. Щечкин, опасаясь, чтоб судно не потонуло на глубине, велел бросить остальной якорь и верп (малый якорь), чтобы удержаться ими на мелком месте; велел срубить мачты, на коих незакрепленные паруса более и более сдвигали судно с места. Повторяемые удары о каменья отбили руль, киль, и, наконец, нижняя часть судна начала разбиваться в щепы. Бочки и прочие вещи выносило из люков или выходов наверх, судно погрузилось совсем, одна только задняя часть оставалась сверх воды. Баркас, стоявший на палубе, был мгновенно оторван стремившимися уже через верх волнами и оными, поднимаясь, перебил многих людей, собравшихся на корме».
Оставшиеся же в живых были обречены на мучительную и долгую смерть от замерзания. Комиссар Богданов обязан был своим спасением двум шубам, а унтер-офицер Изотов был накрыт тремя матросами. «Какой пример любви к начальству в людях наших!» – так отозвался об этом поступке матросов адмирал В.М. Головнин.
Все погибшие с судна были сняты. В числе команды не доставало девяти матросов и одного офицера. Часть из них осталась внизу, в том числе и пассажирка с сыном, еще несколько человек смыло волнами.
У тридцатилетнего Щечкина в Свеаборге осталась молодая жена. Двое Абрютиных, старший восемнадцати, а младший семнадцати лет, бывшие на «Фальке», являлись родными братьями жены командира. Отец их служил плац-майором в Свеаборге. «Удар слишком жестокий для отца и матери – в один раз потерять двух сыновей и зятя!» – восклицал об этой семейной трагедии один из современников.
Разбитый волнами бриг «Фальк» в строй больше не вводился. Остатки его позднее разобрали на дрова. Никогда более в российском флоте не было с тех пор и другого корабля с этим именем. В истории же нашего