Путешествие в Ятвягию. Павел Гатилов
у Патрика.
Сирпутий внимательно посмотрел на ирландца. Проповедник хотел перевести сказанное рыбаком.
– Я слышал его слова, – прервал Сирпутий, – и твои слова тоже слышал, святой отец. Объясни нам, что ты знаешь такого, чего не знаем мы. Почему этот лехит говорит, что Владимир Волынский воюет против Конрада Мазовецкого, а ты говоришь, что это невозможно?
– Князь Владимир сказал, что не начнет войну против Конрада, пока не узнает наверняка, кто убил его людей.
– Люди Владимира погибли в Мазовии?
– Корабельщики на двух ладьях. Они везли зерно в Ятвягию. Ночью на них напали разбойники. Это случилось в том месте, где вы подобрали нас.
Литовцы переглянулись. Сирпутий посмотрел в землю и потеребил бороду.
– Ты сказал, что Владимир не знает, кто виноват?
– Он послал меня за этим.
– Значит, ты лазутчик, а не священник?
– Князь обещал, что разрешит проповедовать в Ятвягии, если я исполню его поручение.
Сирпутий поднялся, повернулся спиной к Патрику и подошел к воде. Какое-то время он, скрестив руки, смотрел в сторону пожарищ, и пока он молчал, никто не проронил ни слова. Потом заговорил с племянницей. Они говорили негромко и неспешно, но в тишине леса все слышали их разговор.
– Гаудемунда.
– Да, дядя?
– Ты все слышала. Нам придется пока вернуться в Литву.
– Я хочу, чтобы мы плыли дальше.
– У меня здесь довольно воинов, чтобы защитить тебя от разбойников, но я не смогу защитить тебя от целого войска. Такие войны длятся недолго. Русины насытятся разбоем, уйдут с добычей, и пути снова откроются.
– Разве князь Владимир не в мире с моим отцом?
– Гаудемунда… – Сирпутий вздохнул, криво усмехнувшись, – Гаудемунда. Три моих брата погибли от рук волынского князя. Мир между князьями длится до той поры, пока один не попадется на зубы другому. Когда наша ладья с тобой и этими ларцами окажется на глазах у сотен разгоряченных воинов, голодных до серебра, крови и женской плоти, – прости меня, что говорю так прямо, – никто из них не вспомнит о мире. И никто не спросит, чья ты дочь. Я не говорю, что обязательно произойдет так, но такое может случиться. А я не могу подвергать опасности твою жизнь и честь рода. Понимаешь меня? Гаудемунда… Ты что, плачешь? Господи, лучше бы мой брат послал меня на войну!
Сирпутий всплеснул руками. Старый воин знал, как провести войско по вражеской земле, но не знал, как совладать с женскими слезами.
– Если позволишь мне встретиться с князем Владимиром, – вмешался Патрик, – я расскажу ему, кто вы, чтобы он приказал своим воинам беспрепятственно пропустить вашу ладью.
Гаудемунда подняла покрасневшие глаза на проповедника и с надеждой перевела взгляд на дядю.
– Нет, – сразу отверг Сирпутий, – Гаудемунда, я не доверяю этому человеку. Он служит Владимиру и просто приведет их к нам.
– Дядя…
– Да?
– Дядя, послушай меня внимательно – как дочь твоего брата.
Сирпутий скрестил руки.
– Я знаю, что ты всегда презирал мои слова и мысли, когда разговор