Эдатрон. Эдуард Нэллин
в полете он уже просто не мог, а мальчишка, удерживая из-за всех сил сук с повисшим на нем телом, еще и провернул горящую деревяшку прямо в горле своей жертвы. Наверно еще никогда этот зверь не чувствовал такого быстрого превращения из охотника в дичь. Из-за деревяшки в своем горле, впрочем, сразу потухшей, но еще очень даже дымящейся, он не то, что зарычать, даже заскулить толком не мог. В панике, полу-ослепший от ткнутого прямо в морду огня, с обгоревшей мордой, он вместе с торчащей из пасти головешкой вывернулся из слабых рук противника и с безумным хрипом понесся прочь. Мальчишка был уверен, что из-за сильной и неожиданной боли зверь даже не видел куда бежит, так как он тут же с разбега уткнулся в бок своего товарища, который никак не ожидал от него такой подлости и потому вовремя не отскочил в сторону. Тот взвизгнул от неожиданности, заражаясь паникой и тоже кинулся в бега. Тем более что из-за невысокой стены огня выскочил этот поначалу казавшийся смешным и безобидным двуногий и с диким свистом стала кидаться в стаю огненными головнями. Они летели, крутясь в воздухе, разбрасывая страшные искры и по-змеиному шипели, когда падали в снег. Пара горящих веток попала по назначению, что не добавила лесной братии бодрости. Оказалось, что попавший в морду или бок огонь – это больно, а если его кусать, то еще больнее.
Вскоре на поляне не осталось ни одной дикой собаки. Росомаха, где стояла, там и завалилась прямо на мягкий снежок. Причем было видно, что она не упала, а именно легла, оберегая свой бок. Мальчишка еще некоторое время поводил злыми глазами по поляне, держа в руках очередную горящую ветку, но противника поблизости не оказалось. Ярость, от которой его прямо-таки распирало, вдруг схлынула и он обессилено опустился на пятую точку, не обращая внимания на то, что росомаха оказалась в шагах трех от него. Впрочем, и она тоже не казалась этим обеспокоенной этим фактом, а старательно вылизывая свой бок.
– Уф, устал как… Я думал – обосрусь от страха. – произнес мальчишка хриплым голосом, обращаясь к ней. – Ох, и соседи тут у тебя.
Росомаха невозмутимо посмотрела на говорящего и, протянув лапу, зацепила кусок волчатины. Тут мальчишка осознал, насколько близко он к ней находится и стараясь не слишком дергаться, стал подниматься.
– Ну ладно, пойду-ка я потихоньку. И это… приятного аппетита. И спокойной ночи. Приятно было говорить… – говоря всю эту белиберду, он медленно отходил к горящей нодье. Все. Хватит с него этих лесных страстей. Пора возвращаться к дому. Росомаха-то судя по всему уже оклемалась, вон как вскочила, когда ее прижало. И куда только вся ее немощь делась, притворщица. Да и после такого концерта, который он тут устроил, навряд ли в ближайшее время появится еще кто-нибудь, желающий проверить ее на «слабо». А что она отнюдь не вымирающая от ран, а очень даже наоборот, он уже убедился. Вон мясо какими порциями поглощает, больные так не жрут, а что же будет, когда она выздоровеет? Не хотелось бы тут оказаться, когда она войдет в полную силу. Так что