Архипелаг ГУЛАГ. Александр Солженицын
И вдруг находка – Рамзин! Вот энергия, вот хватка! И чтобы жить – на всё пойдёт! А что за талант! В конце лета его арестовали, вот перед самым процессом – а он не только вжился в роль, но как бы не он и всю пьесу составил, и охватил гору смежного материала, и всё подаёт с иголочки, любую фамилию, любой факт. А иногда ленивая витиеватость: «Деятельность Промпартии была настолько разветвлена, что даже при 11-дневном суде нет возможности вскрыть с полной подробностью» (то есть: ищите! ищите дальше!). «Я твёрдо уверен, что небольшая антисоветская прослойка ещё сохранилась в инженерных кругах» (кусь-кусь, хватайте ещё!). И до чего способен: знает, что загадка, и загадку надо художественно объяснить. И, как палка безчувственный, вдруг находит в себе «черты русского преступления, для которого очищение – во всенародном покаянии».
Рамзин незаслуженно обойден русской памятью. Я думаю, он вполне выслужил стать нарицательным типом цинического и ослепительного предателя. Бенгальский огонь предательства! Не он был один такой за эту эпоху, но он – на виду.
Так значит, вся трудность Крыленки и ГПУ была – только не ошибиться в выборе лиц. Но риск невелик: следственный брак всегда можно отправить в могилу. А кто пройдёт и решето и сито – тех подлечи, подкорми и выводи на процесс!
И в чём тогда загадка? Как их обработать? А так: вы жить хотите? (Кто для себя не хочет, тот для детей, для внуков.) Вы понимаете, что расстрелять вас, не выходя из двора ГПУ, уже ничего не стоит? (Несомненно так. А кто ещё не понял – тому курс лубянского выматывания.) Но и нам и вам выгоднее, если вы сыграете некоторый спектакль, текст которого вы сами же и напишете, как специалисты, а мы, прокуроры, разучим и постараемся запомнить технические термины. (На суде Крыленко иногда сбивается, ось вагона вместо оси паровоза.) Выступать вам будет неприятно, позорно – надо перетерпеть! Ведь жить дороже! – А какая гарантия, что вы нас потом не расстреляете? – А за что мы вам будем мстить? Вы – прекрасные специалисты и ни в чём не провинились, мы вас ценим. Да посмотрите, уже сколько вредительских процессов, и всех, кто вёл себя прилично, мы оставили в живых. (Пощадить послушных подсудимых предыдущего процесса – важное условие успеха будущего процесса. Так цепочкой и передаётся эта надежда до самого Зиновьева-Каменева.) Но уж только выполните все наши условия до последнего! Процесс должен сработать на пользу социалистическому обществу!
И подсудимые выполняют все условия…
Всю тонкость интеллектуальной инженерной оппозиции вот они подают как грязное вредительство, доступное пониманию последнего ликбезника. (Но ещё нет толчёного стекла, насыпанного в тарелки трудящихся! – до этого ещё и прокуратура не додумалась.)
Затем – мотив идейности. Они начали вредить? – из враждебной идейности, но теперь дружно сознаются? – опять-таки из идейности, покорённые (в тюрьме) пламенным доменным ликом 3-го года Пятилетки! В последних словах они хотя и просят себе жизни, но это – не главное для них. (Федотов: «Нам нет прощения! Обвинитель прав!») Для этих